Садко передал сверток-завещание русу, прошептал главарю бунта: «Привет Вове, красну-солнышку» и сиганул за борт.
Вода была теплая и от этого казалась ласковой. Музыкант забрался на доску и с удивлением обнаружил, что та не подтапливается под его весом, поднялся на ней на ноги и снова не утонул. Чудеса!
Как по мановению волшебной палочки поднялся легкий ветерок, надул паруса судов и те, выстроившись по курсу, начали удаляться. Главный рус развернул пергамент и прочитал написанные кровью слова: «I'll Be Back!»[153]. Он бросил взгляд назад, где на утлой доске стоял, выпрямившись во весь рост Садко. «То-то князь Владимир порадуется», — подумал он и ушел к румпелю: ему теперь придется командовать до самого возвращения в Новгород.
Беседовать под звездами было интересно. И Эйно Пирхонен, и Илейко, и Пермя с Мишкой с удовольствием чесали языками о том, о сем, словно всю жизнь были до этого знакомы. Садко в разговоре участие принимал вяло. Конечно, для гуанчи — новые люди, новые впечатления, для пришлых парней — новые места, новая природа. Занимательно!
Попробовали бы они остаться один на один с целым морем!
— Слушай, Садко! — сказал вдруг Илейко. — Тебя-то каким ветром на остров занесло? От корабля, что ли, какого отстал?
— Эх, друг, — горестно махнул рукой музыкант. — Хотел бы я сам узнать, как здесь оказался.
— Его на досочке к берегу прибило, — вставил свою реплику Эйно Пирхонен. — Наши промысловики обнаружили: спит, говорят, согнувшись в три погибели на маленькой деревяшке. И, что характерно: не тонет под ним доска-то. Так сонного и принесли к Царю. При нем только диковинные кантеле — больше ничего. Чудеса, да и только.
— И верно — чудеса, — согласился Садко. — Счастливые совпадения, не иначе. Морское течение, ветер попутный, да хорошая погода. Я и заснул на доске со страха.
Он, не особо вдаваясь в подробности, поведал: торговый караван судов, ураган, полный штиль, бунт команды — доска посреди моря.
— Не иначе ты святым стал, — улыбнулся Илейко. — По воде аки посуху.
— Нет, — очень серьезно возразил Мишка. — Спекулянты святыми не бывают, разве что за очень большие деньги. Он искупление грехов получил. Признайся, Садко, было дело?
Музыкант пожал плечами: про сон с Николой-Освободителем рассказывать не хотелось. Да и сон это! Вот только свистулька, что и сейчас была с ним, взялась неизвестно откуда.
— А что — Мишка дело говорит, — проговорил Пермя. — Дважды за всю историю человечества святая Троица являлась телесному человеческому взору — первый раз святому Аврааму у Маврийского дуба, знаменуя великое милосердие Господне к роду человеческому.