Потом Грубер провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений. Некогда холеный офицер СС, Иоахим валялся в болотной жиже в грязной изорванной форме, тяжело дыша, изредка отмахиваясь во сне руками от облепивших лицо насекомых.
Проснулся. Вскочил дико вращая глазами, постепенно успокаиваясь. Повернулся, глядя на опухшие за ночь трупы. Умылся болотной водой, шипя сквозь зубы от боли в искусанном паразитами лице, поднялся, прихватив автомат мертвеца и снаряженные магазины. Не испытывая никакого отвращения, Иоахим порылся в карманах убитых, от которых уже начало пованивать. Нашел смятый, завернутый в салфетку бутерброд с колбасой и сыром. Съел.
Насытившись, штурмгауптфюрер СС Иоахим Грубер понял, что будет делать дальше. Он уедет из этой проклятой страны, чего бы это ему ни стоило. То, что надломилось в нем раньше, окончательно сломалось этой ночью. Новому Груберу было плевать на эту войну, на фюрера, на фатерлянд. Он радовался пению птиц, жужжанию пролетевшего мимо шмеля, съеденному бутерброду мертвеца.
Почувствовав прилив сил, Иоахим повесил автомат на шею и, тяжело опираясь на палку, вяло побрел обратно, туда, где его ждали госпиталь и надежда на дорогу домой…
Они старались не подавать виду, но было ясно, что старшие в растерянности. Не раз сверялись с картой, проверяли, вышли ли они на запасную точку, не ошиблись ли? Но все ориентиры совпадали, ошибка была невозможна.
– Вот эта клятая расщепленная березка, вон озерцо, вот белый камень! – Выйдя из себя, «Бородач» не выдержал и начал ругаться, что твой боцман. Георгий Михайлович положил ему руку на плечо, тот выдохнул, успокаиваясь. – Что делать будем, Жора?!
– Что придется, то и будем делать! – «Очкарик» улыбнулся. – Придется, так мы этого немца на себе через фронт потащим! Посмотри на молодых, вон ребята молодцы, спокойно держатся! Что-то ты, старик, расклеился.
«Бородач» криво ухмыльнулся. Он не расклеился, просто не видел выхода из создавшейся ситуации. Решено было подождать еще несколько дней, а там… ну а там выбираться как придется…
Иван сидел у березки, хмуро глядя на безмятежную поверхность озерца. Невдалеке, за его спиной, Николай и Георгий Михайлович возились у костерка, сооружая ужин для привередливого пленника. Они вполголоса переговаривались. Конкин заметил, что Коля все больше отдаляется от него. Он и сам почувствовал, когда это произошло – после того кровопролития на ножах, после которого геройски погиб Оол. Удальцов испугался его звериной радости от вражеской крови. А если быть совсем честным, Ваня испугался самого себя ничуть не меньше.