Но вместо этого приходят только коротенькие ответы, неизменно начинающиеся со слов «Весьма сожалеем, но…»
В последнее время отец совсем притих. Часами сидит в кресле, которое подобрал на свалке, смотрит в окно или читает газету. Когда я прихожу из школы, он даже не оглядывается в мою сторону. Иногда мне кажется, что он боится, как бы я не догадался, о чем он думает. Русские оригиналы писем он после обеда молча кладет мне на стол.
Мама три раза в неделю до глубокой ночи работает на кухне в кафе быстрого питания. Как и две ее коллеги-мексиканки, тоже не имеющие разрешения на работу в США, она получает два с половиной доллара в час, на семьдесят центов меньше установленной законом минимальной оплаты. Когда она приходит домой, я чаще всего уже лежу в постели, но просыпаюсь от ее шагов и от щелчка выключателя. До меня не долетают даже обрывки разговоров. Раньше родители ожесточенно ссорились, теперь перестали. Вскоре после прихода мамы воцаряется абсолютная тишина, и ее нарушают только грузовики, проезжающие к ближайшей фабрике.
Я просто ненавижу эту тишину, ненавижу это непонятное ощущение — то ли страх, то ли чувство вины, которое меня охватывает, когда отец перестает со мной разговаривать. Я знаю, что он до сих пор обыскивает мою комнату и читает мои дневники, как и все прошлые месяцы. До чего же мне хочется, чтобы он снова кричал, снова резко, грубо настаивал на своем, снова взрывался по малейшему поводу. Но его молчанию я не могу противопоставить ничего. Этого наказания я не заслужил.
Когда родители наконец засыпают, я открываю окно и осторожно спускаюсь по пожарной лестнице во двор, а оттуда в подвал. Через несколько минут я снова лежу в постели, включив карманный фонарик, и вот уже грохочут пушки под Геттисбергом,[46] генерал Ли[47] произносит речь, а президент Линкольн[48] падает, сраженный пулей убийцы. И только когда за окном начинает светать, я отношу книги обратно в тайник.
Через три недели я снова стою у входа в библиотеку. Нерешительно, медленно плетусь вверх по лестнице. Мимо меня спускаются и поднимаются читатели, и я разглядываю их с растущим раздражением. Беззаботные, самодовольные, у них-то точно есть карта социального страхования!
Положу книги на стол и молча уйду, чтобы не отвечать ни на какие вопросы.
Черт, уже поздно: миссис Райан сразу меня узнает:
— А вот и наш маленький эмигрант из России!
Миссис Фримен спрашивает, понравились ли мне книги.
— Да, нам же еще номер социального страхования нужен, — небрежно вставляет миссис Райан.
Все, конец, нет мне спасенья. Я даже пошевелиться не могу. Ноги будто к полу приросли.