— Да, а потом уснула и спала с ужасными кошмарами.
— Расскажите подробнее об этих кошмарах.
Доктор уже не держала Лили за руку, но тепло все же шло через нее, словно угнездилось глубоко внутри и согревало самую душу.
— Я видела, как машина снова и снова врезается в Бет и отшвыривает ее, кричащую, зовущую меня, на обочину, футов на двадцать. А когда я проснулась, Бет по-прежнему стояла в глазах. Помню, как лежала и плакала, не в силах подняться, а в голове не было ни единой мысли.
— Как будто надежда окончательно вас покинула.
— Верно. Все кончилось, и продолжать уже не стоит. Больше ничего не имело смысла. Мир окрасился в черные тона.
— Итак, Лили, вы отъехали от дома. Вы в своем красном «эксплорере». Что вы думаете о своей машине?
— Теннисон орет на меня каждый раз, когда я называю его машиной. Я приучилась не делать этого. Он «Эксплорер» с большой буквы, и на свете больше нет ничего подобного, и это не машина, а почти божество, поэтому его следует называть по имени.
— Вы не слишком его любите, верно?
— Свекор со свекровью подарили мне его на день рождения. В августе. Когда мне исполнилось двадцать семь.
Доктор Чу не пыталась узнать побольше, допытываться, настаивать, просто беседовала с подругой. Правда, при этом легонько гладила левую руку Лили. Потом повернулась к Диллону и кивнула.
— Лили!
— Что, Диллон?
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне тепло, Диллон, так тепло… И боль совсем ушла. Просто чудо. Я хочу выйти замуж за доктора Чу. У нее руки волшебные.
— Очень рад, — улыбнулся Савич. — Ты уже едешь по шоссе 211?
— Да. Только сейчас свернула направо. Начало еще ничего, но когда доберешься до мамонтовых деревьев, сразу темнеет и они словно смыкаются вокруг тебя. Я всегда считала, что эту дорогу прокладывал маньяк.
— Совершенно с тобой согласен. О чем ты думаешь, Лили?
— Думаю, что в сумерках кажется, что на эти деревья наброшен саван. Совсем как на Бет в гробу. Я была так угнетена и хотела покончить с этим, Диллон, покончить поскорее. Эта боль просто пожирает тебя заживо, забралась в душу, как червяк в яблоко, и грызет изнутри, и никогда не уйдет. Я просто больше не могла это выносить.
— Боль, — мягко вмешалась доктор Чу, время от времени сжимая руку Лили. — Расскажите мне побольше об этой боли.
— Она хочет слиться со мной. И я готова сдаться. Если я стану болью и боль станет мной, тогда я смогу искупить свою вину.
— Вы пришли к заключению, что должны убить себя, потому что это единственный путь к очищению? К восстановлению равновесия?
— Да. Жизнь за жизнь. Моя, ничего не стоящая жизнь, за ее, маленькую, но бесценную.