— Терпеть не могу, — признался Архипов. — По-моему, оно похоже на толпу — такое же большое, глупое и шумное...
— А Кире оно понравилось... Правда, Кира?..
Кира кивнула, обеспокоенно глядя на Тимофея Гермогеновича.
— Да угомонитесь вы уже!.. — вспылил Архипов. — Поберегите остатки здоровья — хотя бы ради Киры!..
Это подействовало, Тимофей Гермогенович присмирел.
Минут через пять прибыла бригада скорой помощи.
— Инсульт, — проворно определила немолодая врачиха. — Будем госпитализировать...
Архипов помог фельдшерам уложить Сефериадиса на носилки и вышел следом. Кира увязалась за ним.
— Вы ему кто будете? — поинтересовалась врачиха.
— Я сын, — нашёлся Архипов, — младший... А это внучка — от старшего.
— Племянница твоя, значит?.. Как звать-то тебя, милая? — обратилась врачиха к Кире.
Архипов ответил, скосив на Киру глаза и скорчив врачихе свирепую рожу.
— Понятно... Сурдомутизм или как?
— Или как, — наугад ответил Архипов, разбирающийся в медицине непозволительно слабо для отпрыска стоматолога и акушерки.
— Это ещё повезло, — вздохнула врачиха, залезая в машину. — Вот у моей двоюродной сестры внук, три годика в мае исполнилось, вообще слепоглухонемой, представляешь?..
— Сочувствую, — сказал Архипов захлопнутой двери.
«Скорая» уехала.
Архипов нерешительно, словно дикого зверька — вдруг укусит или испугается и убежит? — потрепал смятенную Киру по голове. Кира обернулась, посмотрела снизу вверх огромными, отчаянно тоскующими глазами.
— Ничего, — смущённо пробормотал Архипов, — всё образуется...
Чтобы подбодрить Киру, он хотел было предложить ей сходить в кафешку и умять по мороженому, но вовремя опомнился.
— Ты, кажется, хотела, чтобы я тебя нарисовал? — нарочито бодро спросил он. Кира печально кивнула. — Ну так пошли... племяшка!..
Кира оказалась великолепной натурщицей: сидела с похвальной смирностью — кажется, даже не моргнула ни разу, одобрительно подумал Архипов, — и не донимала художника ни идиотскими вопросами о его личной жизни, ни дилетантскими размышлениями об искусстве. Он рисовал несколько часов кряду, сделав лишь один стремительный перерыв — на посещение туалета, — и вымотался так, словно не пастелью по ватману шоркал, а кирпичи на пятый этаж таскал. Зато, кажется, я прыгнул выше головы, удовлетворённо подумал он, сканируя рисунок себе на память.
— Держи, Кириэль, — он протянул лист, на котором юная чернокудрая эльфийка всматривалась в будущее и отчётливо видела как пышное ликование победы, так и мучительную тоску расставания. Кира обомлела, затем подняла на Архипова сияющий взгляд и сделала жест со вполне очевидным значением.