Что можно к этому добавить? Но я ведь не сказал о чем-то самом важном для себя как автора. В моей журналистской жизни мне преимущественно везло. Хотя говорят, что везет тому, кто везет, — наверное, небезосновательно. По профессиональной специализации я германист. И кругу моего журналистского общения в этой области кто-то, пожалуй, и позавидует. Диапазон контактов, продолжительных, порой многочасовых интервью был практически безграничен. Скажем, от первого президента объединенной Германии Рихарда фон Вайцзеккера до личной секретарши Гитлера Траудль Юнге, печатавшей политическое завещание фюрера. От нобелевского лауреата писателя Гюнтера Грасса до гения авто- и прочего дизайна Фердинанда Александера Порше. И, что называется, так далее. Но при этом нельзя сказать, что я не знаю России, не помню Союза. СССР я проехал, пролетел, прошел от Камчатки до Бреста, от Новой Земли до Ферганы и Оша. Работал на сенокосах в колхозах и знаю, чем силос отличается от сенажа и что такое косилка КИР-1,5. А разбуди меня среди ночи и спроси, что такое СТБ-2—330, я отвечу: станок ткацкий бесчелночный, двухполотенный, ширина полотна 330 см. Ведь начиналась-то моя журналистская стезя в текстильном крае, в городе разъехавшихся ныне невест Иванове.
Я впервые не боюсь нескромности. Потому что это не самореклама. Потому что все это лишь чудесный фон для одного-единственного человека, ставшего в моей профессиональной жизни главным собеседником. Только встречи с Алексеем Николаевичем Ботяном привели меня, наконец, к осознанию того, что как журналист я жил и работал не зря. А это очень и очень дорогого стоит.
Впрочем, сказанное — не подведение каких-то итогов.
Время для этого еще не пришло.
* * *
Автор выражает глубокую признательность Борису Николаевичу Лабусову, долгое время руководившему пресс-бюро СВР, за предложение первым познакомить широкую читательскую аудиторию с разведчиком Алексеем Николаевичем Ботяном.
Таковым Вальтер Стеннес был когда-то лично для Гитлера, Геббельса, Геринга... Но мучительное политическое прозрение привело его к сотрудничеству с советской разведкой — под оперативным псевдонимом, который и вынесен в заголовок
Расхожая фраза: в разведке имена людей становятся известивши порой только после провала. Это верно. Но все-таки чаще — после смерти. И то не сразу. не имею в виду недопрожитые жизни. Многие доживают свой век спокойно, некоторые — вполне комфортно. Есть и долгожители, об одном из которых пойдет речь. Но людям разведки — кадровым ли офицерам или агентуре — не позавидуешь. Потому, что часто их хоронят дважды. Сначала с негромкими почестями (это еще если позволяют обстоятельства) предают земле. А затем они оказываются погребенными под слоем архивной пыли до лучших времен. И ничего не попишешь. Судьба...