Солнцебыкъ (Телегин) - страница 23

— Кюхля.

— Чего тебе?

— А дворник?

— Что дворник?

— Дворник где?

— Дворника намедни выпороли, и сослали в деревню на три дни. За то, что к лошадям приставал.

— А.

Кюхля подкрался к двери дворницкой. Толкнул. Дверь заскрипела.

— Не заперто, — радостно зашептал Кюхля.

Заглянул.

— Ого!

— Чего там? — нетерпеливо Сашенька.

Искаженная похотью рожа Кюхли возникла перед ним, губы шевелились, как червяки — выползни.

— Там она, Сонечка. На кровати лежит. Срака голая.

— Срака голая?

— Ну, да.

Кюхля дернулся было в дверь, но Сашенька его задержал.

— Постой. Можно… я.

Вильгельм посмотрел на Сашеньку. Цыкнул зубом.

— Лады, хуй с тобой. Иди. Засади ей.

Сашенька на цыпочках — к двери. Не соврал Кюхля. В лунном свете белела жопа спящей Сонечки с черной дыркою промеж двух округлостей. Черная дыра. Простынка спала с плеч мальчика. Он плюнул на ладошку и обслюнявил поднявшийся хуй. Вот так. Подкрался к Сонечке. За печкой в дворницкой играл на скрипке сверчок. Пахло здесь щами и водкой.

— Аааа! Разъеби твою душу мать. Пиздаебаныйхуебань!

Сашенька пулей из флигеля. Кюхля понесся вслед за ним.

Вопли дворника звенели в ушах.

Через несколько минут и Кюхельбекер и Пушкин лежали в своих постелях. Да вот беда: простынка Кюхли была на месте, а вот Сашенькину держал в своих грязных руках голый и страшный дворник.

Выстроились лицеисты перед директором Малиновским. Страшно всем. А больше всего — Сашеньке. Потому что в руках у Малиновского — простынка Сашенькина. А рядом с директором — дворник. Мрачнее тучи. В носу пальцем ковыряет. Вынет соплю, да и в рот.

В шеренге рядом с Сашенькой — Кюхля. Тот спокоен. Лыбится.

Пущин, Дельвиг, Бакунин, Кукольник, Броглио, Вольховский, Горчаков, Гревениц, Данзас, Есаков, Илличевский, Комовский, Корнилов, Корсаков, Корф, Ломоносов Сергей, Мясоедов, Ржевский, Саврасов, Стевен, Тырков, Юдин, Яковлев. Все в сборе.

— Господа лицеисты.

Голос у Малиновского грубый, похож на лай простуженного пса.

— В нашем беспримерном учебном заведении произошло вопиющее преступление. Вот этот человек, — директор кивнул на дворника, жующего козявку, — пострадал от рук. Вернее, не от рук…

Директор побагровел, мучительно подыскивая слова.

Сашенька со страхом покосился на Кюхлю. Кюхля едва сдерживал смех.

— Не от рук, — кашлянул Малиновский. — В общем, кто-то из вас совершил… Вернее, не кто-то, а владелец сей простыни…

— Василий Федорыч, — подал голос дворник. — Можно я скажу? По-свойски?

Директор взглянул на дворника.

— Валяй, Сидор.

Дворник Сидор взял из рук Малиновского простынь, потряс ей в воздухе, как флагом.