Перевод А. Гелескула
Я понял на ходу, что я в тумане.
Струились лица, контуры текли,
все исчезало прежде, чем возникнуть.
Я плелся по безлюдным мостовым.
Вдруг на углу мне улыбнулся мальчик,
и мне взбрело потрогать его кожу
и убедиться, что она живая.
Но кисть руки в мальчишеских вихрах
растаяла — и мальчик содрогнулся,
впервые ощутив небытие.
И замер, изумленный этой дрожью.
Я плыл, меня несло ленивым ветром.
Стал виден сад и женщина в саду.
Я крикнул: «Это я! Ты не узнала?»
Слова мои, бесшумные снежинки,
расплылись в безответной тишине.
Чтоб добудиться, я поцеловал,
но губ ее, изваянных из камня,
коснулся только воздух — и казалось,
что целовало их воспоминанье.
И я оставил женщину вдвоем
с ее судьбой — остаться изваяньем.
И вновь меня несло ленивым ветром.
И были серы площади и стены.
И люди во плоти или в металле
выказывали, как они горды
быть явью, плотью, кровью или бронзой.
А между тем наедине с собой
довольно взгляда, зеркала, молчанья,
чтобы разверзлась бездна под ногами —
мгновенье пустоты, неумолимость,
неизмеримость этого провала,
и злая безнадежность ожиданья,
и вечный страх, что ты такой, как есть.
Опять меня несло ленивым ветром.
Пустыни улиц. Крик. Небытие.
И, от химер устав, я растворился
в тумане, из которого возник.