– По состоянию здоровья так по состоянию здоровья, – пробормотал я и в следующий миг выругал себя: а ведь я проявляю слабость, я сдаюсь без боя, поднимаю руки перед беззаконием…
– Да, по состоянию здоровья, – подтвердил Бордюжа.
– Николай Николаевич, извините, а откуда у вас взялась кассета?
– Нашел у себя на столе. В конверте. Не знаю, кто положил.
Вот он, еще один прокол, еще одно вранье… Разве можно к главе администрации президента зайти в кабинет, как в каморку к дворнику дяде Феде или в подвал к спесарю-водопроводчику дяде Коле… Кто-то заглянул с улицы, завернул от станции метро «Александровский сад» и по протоптанной тропке добрался до кабинета Бордюжи. Тут, не застав владельца на месте, оставил кассету в конверте, – дойдет, мол, до хозяина…
Вот пленка и дошла. Самым невероятным способом. Ах, Николай Николаевич, Николай Николаевич! Не научили вас в погранвойсках врать. До этого генерал-полковник Бордюжа был директором Федеральной пограничной службы.
Невидящими глазами я прочитал заявление, вспомнил о последнем докладе, который я так тщательно готовил, но с которым так и не выступил – он лежит у меня на рабочем столе, – и мне вновь сделалось жаль себя, своей работы, расстрелянной вот так, влет, службы.
– Николай Николаевичу нас 3 февраля состоится итоговая коллегия Генпрокуратуры. Я там должен выступить с докладом. Дайте мне провести коллегию, я ее проведу и уйду. Это в интересах системы. Ведь нонсенс же, если на коллегии не будет Генерального прокурора…
Бордюжа, словно бы обдумывая ответ, помедлил немного, потом сказал:
– Те люди, которые добиваются вашего ухода, ждать не будут, – они вбросят кассету на телевидение.
«Ах, Николай Николаевич! Вы ведь только что говорили мне, что обнаружили кассету у себя на столе. Принес, дескать некий незнакомец. А незнакомец этот очень даже – знакомец!»
– Хорошо, вот вам заявление, – я отдал листок бумаги Бордюже, – итоговую коллегию проведет мой первый зам Чайка, а я тем временем лягу в больницу.
Бордюжа одобрительно усмехнулся. Там же, не отходя, как говорится, от кассы, я написал вторую бумагу на имя Строева: «Прошу рассмотреть заявление в мое отсутствие». Подписался и поставил дату: «1 февраля 1999 года».
* * *
Не помню, как я приехал на Большую Дмитровку, – хотя расстояние от Кремля до прокуратуры в несколько прыжков может одолеть даже ворона… Первым делом вызвал к себе Чайку:
– Юрий Яковлевич, я что-то неважно себя чувствую. Возможно, сегодня лягу в больницу. Доклад на итоговой коллегии придется делать тебе.
Чайка затоптался на месте, задергал плечами, словно бы протестуя, и я, чтобы придавить его, повысил голос: