– Доклад придется делать тебе. Тебе, и никому иному.
Следом я вызвал Розанова. Поскольку Александра Александровича я знал лучше всех, – и дольше всех, то я решил поговорить с ним без утаек. Сказал, что произошло нечто чрезвычайное.
– Александр Александрович, меня начинают шантажировать. Делается это методами, с которыми никто из нас никогда не сталкивался…
Я вкратце рассказал ему о встрече с Бордюжей, о пленке, о заявлении. У Розанова даже лицо стало другим, непонятно только, отчего – то ли от неожиданности, то ли от страха, то ли еще от чего-то; он вжался в кресло и слушал, не перебивая. Так ни разу и не перебил меня.
– Давай сделаем так: соберемся и поедем в «Истру». Ты, я, Кехлеров, Демин, Чайка… В общем, все близкие мне люди. Там нам никто не помешает все обтолковать и разобраться в обстановке.
Розанов вскочил с кресла:
– Все ясно! Так и будем действовать! – и побежал к себе в кабинет.
Через некоторое время он вернулся и сообщил мне понуро:
– Демин против. Резко против. И вообще он говорит: «Вы что делаете? Разве вы не понимаете, что все мы сейчас находимся под колпаком? Любой наш сбор сейчас воспримут как факт антигосударственной деятельности… Собираться нельзя!»
– Но в этом же нет ничего противозаконного!
Мне сделалось противно. И этого человека я сам, собственными руками усадил в то кресло, которое он сейчас занимает. – Мы же не собираемся нарушать закон, я просто хочу обсудить все с вами и получить дельный совет. Что тут плохого?
– Нет, нет и еще раз нет, – сказал Розанов. – Демин, например, не поедет. Никогда не поедет. Никогда и ни за что.
Тут я невольно подумал: а не вызывал ли Демина к себе Бордюжа или кто-нибудь из администрации? С чего бы Демину так воинственно противиться?
«Эх, друзья, друзья… Друзьями вы оказались только до определенной отметки, до определенного порога… Вас и друзьями уже звать совсем не хочется. Раз так все складывается, придется ложиться в ЦКБ…»
Я позвонил своему лечащему врачу Ивановой и сказал ей:
– Наталья Всеволодовна, я неважно себя чувствую, мне надо лечь в больницу.
Надо заметить, что все лечащие врачи, абсолютно все, – бывают рады, когда их пациенты неожиданно принимают такие решения. Иванова не была исключением из правил.
* * *
Вечером я приехал в Архангельское, на дачу, и там постарался проанализировать ситуацию, сопоставив только голые факты и отбросив в сторону всякие эмоции и прочую «клюкву», которая мешает спокойно и холодно соображать. Ведь когда шла живая беседа с Бордюжей, когда крутилась пленка, моему внутреннему состоянию вряд ли кто мог позавидовать, – любой, окажись на моем месте, запросто потерял бы способность соображать, в этом я уверен твердо, – не очень соображал и я. Мне просто хотелось, чтобы все это поскорее кончилось… А сейчас надо точно вычислить, что именно за всем этим скрывается? И кто конкретно?