— Правду! — приказал он грубо. — В противном случае вы тотчас же покинете этот дом.
— Я делала все, чтобы вы никогда этого не узнали, — промолвила наконец Нанна. — Когда вы с ней, она — нормальный человек, но одиночество для нее невыносимо. Она всегда была такой, не могла устоять. Но если рядом любящий ее человек, этого не случается.
— Когда она стала пить? Почему? — добивался ответа Малколм.
— Это наследственное, — промолвила Нанна глухим тихим голосом. — Ее мать в клинике. Она сумасшедшая и никогда оттуда не выйдет.
— Почему никто мне этого не сказал?
— Мы думали, — промолвила Нанна, — то есть ее тетка и я, что, выйдя замуж, она бросит это. Флоренс была так несчастна в школе.
— Вы хотите сказать, что она пила, еще будучи школьницей? — с трудом поверил своим ушам Малколм.
— Да, сэр. — Голос Нанны был едва слышен.
— А когда жила у тетушки на Белгрейв-сквер, до нашей женитьбы?
— Тоже, сэр.
— А после?
— Лишь однажды, когда вы уехали в Берлин. Она не выносит одиночества, она была так несчастна...
Малколм застыл от неожиданности. Впервые по лицу Нанны он увидел, что она способна на эмоции. В глазах ее были слезы. Рассказывая о той, кого любила, она ломала руки. Но в сердце Малколма не было и капли жалости к ней.
Именно она, а не Флоренс, предала и обманула его.
Не это бедное создание, лежащее в бессознательном состоянии в постели, а именно она, Нанна, решившая положить на алтарь своей любви к Флоренс жизнь любого молодого человека.
Малколм спустился в свою комнату. Неожиданно его охватил страх.
Утром он говорил с Флоренс, и она, рыдая, обещала, что никогда, никогда больше не прикоснется к спиртному.
— Я люблю тебя, дорогой, — твердила она, — и, клянусь нашей любовью, сдержу обещание. Для меня нет ничего дороже нашей любви, Малколм, дорогой, я клянусь нашей любовью, что никогда больше не буду пить. Я не хочу пить, — жалобно добавила она после паузы. — Честное слово. Я выпила лишь каплю, потому что была несчастна, а потом, словно кто-то вселился в меня, и я выпила еще, потом еще... О, Малколм, мне бывает иногда так страшно. Не давай мне пить, помоги мне. Ты сделаешь это?
— А теперь, любимая, послушай, что я тебе скажу, — промолвил Малколм твердым голосом. — Никто не сможет помочь тебе, если ты сама себе не поможешь. Ты должна бороться с этой привычкой. Я не верю в наследственность, это все глупости. Мы будем бороться вместе, ты и я, но ты должна обещать мне, что сделаешь все, что от тебя зависит.
В течение трех недель они снова были счастливы. Нанна несколько успокоилась.
Малколму казалось, что она даже рада тому, что он взял на себя часть ее тревоги и этим немного облегчил то бремя, которое она несла одна.