— Что-то я не совсем понимаю, Иваныч. Заморочили вы меня. Что же тут особенного? Поеду, посмотрю, подлечу. Подкорректирую. Обычное дело. Осмотрю население. Если уж так надо. Рецепты, рекомендации… Много их там?
— Да ну, человек семь. Или десять. Да какая-то блаженная старуха в землянке. Вот и все население. Не совсем понимаешь? А говоришь, все понял. Стало быть, так, Сергей Григорьевич. Деревня эта бесперспективная, ее уже, можно сказать, и нету. Это раз. И оставшиеся там люди — тоже бесперспективные. Это два. Никчемные они, паразиты. Посмотришь их. Большинство, уверен, неизлечимы. Думаю, их всех надо укладывать в стационар: кого в психушку, кого в наркодиспансер. И долго, очень до-олго лечить. Без особого результата. За счет народа. Подлечим, а они опять паразитировать и лакать свою кислушку да самогон. Так зачем лечить? Разве будет толк? Мы с тобой периодически принимаем стариков и старух из дома престарелых, психоневрологического диспансера, из дурдома. И чем заканчивается? Принесут пенсию — они тут же ее пропивать. Помнишь, два деда жилистых были, такие крикливые, похабные частушки орали на все отделение? Зимой. А привезли их в рубашечках, один вообще был в тельняшке. Ты принес им свою старую, но вполне приличную одежду. Что сделали благодарные деды? Нагадили в твои куртки и отдали нашим бедным медсестричкам: постирайте, мол.
Степанов вздохнул:
— Помню. Так они же были это… Деменция, слабоумие.
— Да? Ничего себе слабоумие! Дурачки бы сами сожрали свое говно или еще что-нибудь подобное… А эти, якобы слабоумные, нашим девочкам: сестрички дорогие, красавицы, постирайте старичкам курточки, а то мы совсем немощные… Скоты.
Бойко невиданно, витиевато выругался.
— О! Да вы мастер, Александр Иванович.
— А что? Нормальный русский язык. Было бы к месту. Не надо быть ханжами.
— Но все же это как-то…
— Не интеллигентно? Это ты хочешь сказать?
— Вроде того.
— Вздор все это. Интеллигентно, не интеллигентно… Как наших отцов в их юности учил добрый дедушка Ленин, интеллигенция — это говно. Однако давай-ка поближе к теме. Мы, понимаешь ли, попусту тратим на них народные средства, лекарства, пищу, уход, силы свои, ночами ради этих уродов не спим. Зачем? В результате молодым не всегда находится место, вон в коридорах на раскладушках лежат.
— А гуманизм, Александр Иванович? Как же гуманизм? Гиппократ тот же, клятва врача…
— Разве ты ее давал?
— Да, а как же, в торжественной обстановке.
— Кто такой Гиппократ? Бог? Государство? Кому ты давал клятву? Народу? Народ — стадо баранов. Государству? Ну, ты видишь, как оно любит свой народ. Кому? Все это мыльные пузыри, Григорич. Забыл, где живешь? Клятва… Пустое сотрясение воздуха — вот что такое твоя клятва.