— О, мои чувства тут ни при чем, — прервал ее он. — Кроме того, я не знаю их. Я не могу сказать, что я чувствую.
— Если ты не можешь сказать, как мне узнать? — спросила она.
Он не ответил. Наступило длительное, пугающее молчание. Затем он начал говорить, спокойно, будто сам с собой:
— Послушай, Сю, милая, мне нужно понять, что я чувствую. Я не имею права и не могу запретить тебе делать что-то для ребенка. Давай делать это поровну. Я возьму на себя свою половину… — Ее рука пожала его плечо.
— Скажешь ли ты мне, если тебе не понравится даже это?
— Обещаю, — сказал он, прижимая ее голову к своему плечу.
— Если ты будешь против, скажи мне об этом не в последний момент. Ты мне дороже всего.
Он почувствовал желание снова закурить.
— Я совсем не уверен, что это деньги, — сказал он. — Привстань, я зажгу спичку.
— Тогда что? — спросила она, вставая.
— Проклятье, если бы я знал, — ответил он. — Подойди, я хочу, чтобы ты была близко.
Но, находясь снова в его объятиях, она не могла до конца отдаться ему.
«Я должна все выяснить для себя», — думала она, но ничего не сказала. Марк молчал, и ей было одиноко. Луны не было, она зашла. Гасли фонари вдоль улицы, и ночь становилась все темней. Но темнее ночи была чернота леса под звездами.
— Давай поднимемся наверх, — сказала она устало. — Я устала.
— Тебе нельзя уставать, — заботливо сказал он. — Мне это не нравится.
Она не ответила. Сюзан позволила Марку увести себя в спальню. Она хотела сегодня положиться на него во всем. Она позволила ему раздеть себя, проводить в ванную, и когда она надела ночную рубашку, он расчесал ее длинные волосы. Она редко позволяла ему расчесывать свои волосы, хотя знала, что он любил это делать. Сама она расчесывала их так искусно и легко, а его медлительные большие руки раздражали ее и, не подозревая о своей неуклюжести, он делал больно ее нежной коже. Но сегодня она позволила ему. Он был нежен и дрожал.
— Какие прекрасные волосы, — шептал он. Неожиданно он уткнулся лицом в ее волосы. — Такие прекрасные, прелестные волосы! Я даже не понимаю, какого они сейчас цвета: коричневые, каштановые, золотые — все вместе. — Он притянул ее к себе, но она была все же одинока, хотя и не одна. Наверное, она никогда не чувствовала себя так одиноко с Марком, не была так далека от него, когда была занята чем-то, что он не мог с ней разделить.
Да, казалось, что она никогда не была так одинока. Возможно, думала она по ночам, это из-за знания того, что ребенок растет, оформляется, час за часом продолжается его существование. Этот ребенок должен разделять даже их страсть, и она стала стесняться страсти и, в какой-то степени, — Марка.