— Как дела у Говшут хана?
— Простишь ложку крови, скажу.
Беспрестанное повторение одной и той же фрагы разозлило Гара сертипа. Но он счел, что “из тысячи слов дурака одно может сгодиться” и терпеливо кивнул головой:
— Прощаю, говори!
— Ай, старина, честно говоря, я никогда вблизи не видел человека по имени Говшут хан. Говорят, то ли вчера, то ли позавчеа к нему приехали гонцы от наших ахалских соплеменников…
— Что за гонцы? — насторожился сертип.
— Простишь ложку крови, скажу, — как попугай, повторил Егенгельды.
— Да простил же! — Гара сертип с трудом удержался от крика.
— Коли простил, скажу, старина. От наших ахалских соплеменников прибыли гонцы. Нет, я ошибся, это не от ахалских соплеменников прибыли гонцы, а вернулись гонцы, направленные туда Говшут ханом. Гонец он и есть гонец, старина. На коне едет. А дорога, сам знаешь, неблизкая…
Если не мешать Егенгельды, он может увести разговор совсем в другую сторону, и поэтому Гара сертип быстренько врнул его назад.
— И какое известие принес гонец?
— Гонец? — Егенгельды запнулся, но в этот раз уже не стал просить простить ему ложку его крови, ответил сразу же. — Гонца зовут Мухаммедаман. Мухамет — это Мухаммет, пророк, ну а аманом его назвали, чтобы он был цел и невредим. Вот такие вот у туркмен имена. Все время двойные…
— Его имя меня не интересует, брат, — Гара сертипу настолько надоел весь этот разговор, что он не знал, куда деться, зато успел побрататься с Егенгельды. — Что слышно о Нурберды хане?
— О нем никаких вестей нет. Знаю только, что Ялкап сердар со своей конницей в двести человек пересек реку…
— Кто такой Ялкап сердар?
— Это вождь баминских текинцев…
— Понятно, О чем еще говорят?
— Можно сказать, что больше ни о чем. Да, Непес шахир читает людям стихи.
Решив, что он узнал все, что его интересовало, Гара сертип приказал развязать руки парня.
— Что бы тебе сейчас хотелось, Егенгельды?
— Сейчас? — пленный помял натертые веревкой руки. — Если простишь мне ложку крови, скажу.
Брови сертипа сошлись на переносице.
— Простил!
— Хочу накормить свою скотину травой, которую накосил для нее.
— Война идет, а ты говоришь о скотине.
Егенгельды искренне возразил:
— Что ж я теперь должен голодом морить свою скотину из-за того, что один хан идиот с той стороны реки вознамерился воевать с другим ханом идиотом с этой стороны реки, старина? Пусть себе дерутся, если им так хочется! Пусть глаза друг другу выколят. Мне-то что!
— Ты почему и того, и этого хана называешь идиотами, Егенгельды? Только не проси простить тебе ложку крови!
— Ладно, не буду просить, но ты все же прости мне ложку моей крови. Если бы у хана с той стороны реки голова была на плечах, если бы у хана с этой стороны реки голова была на плечах, войны не было бы. Умные люди не воюют. Вот я не дурак, поэтому никогда не дерусь. И с вами не стану драться.