Сквозь решетку тюремной камеры был виден лишь небольшой кусочек неба. Но его яркая синева только усиливала тоску. Заключенный Башун, по кличке Костыль, приземистый крепыш с бычьей шеей и голым черепом, мрачно взирал на окно, еле сдерживаясь, чтобы не зарычать от бессильной злобы и отчаяния.
— Бросили меня, суки, гнить здесь заживо! Седой уговаривал взять все на себя, а теперь бросил? — бормотал он, непроизвольно сжимая пудовые кулаки. — Замочу падлу, если вырвусь на волю!
— Зря ты яришься, Костыль! Охолони! — подсел к нему на нары костлявый и длинный сокамерник Серега Фоменко, получивший прозвище Хирург, который, будучи на воле санитаром «скорой помощи», получил срок за участие в преступлениях по удалению внутренних органов у жертв автомобильных аварий. — Сам же говорил, что твой пахан не из тех, кто бросает своих в беде.
Хирург уже заканчивал отсидку, когда Башуна перевели к нему в камеру. Примерно одного возраста, они быстро сошлись, так как хитрый и вкрадчивый Фоменко, ценя силу «накачанного» бандита, умел его вовремя остудить, не раз спасая от опасных последствий бешеного нрава. В отличие от своего друга он в предвкушении скорого освобождения был в последнее время в приподнятом настроении.
Ободряюще взглянув на унылое лицо Костыля, Серега продолжал:
— Ты, главное, держись! Как только выйду, я сразу с ним свяжусь и все узнаю. И если окажется, что Седой не слишком озабочен твоей судьбой, — он сделал паузу, решив привести наиболее веский аргумент, — то, когда узнает, чего мы с тобой здесь задумали, выполнит свое обещание!
— Может, что из этого и получится, — оживился Башун, в маленьких карих глазках которого вспыхнули огоньки надежды. — Твой бизнес сулит большие бабки. Седой перед этим не устоит! Тем более что твой шеф уже на свободе и снова взялся за старое.
— В том-то и дело! — скосив глаза на сокамерников, понизил голос Хирург. — С медицинской стороны будет все в ажуре. И старые связи с потребителями сохранились. Седому нужно лишь поставлять нам «клиентов».
— Не пойму только, как твоему шефу разрешили снова оперировать, — в голосе Костыля прозвучало сомнение. — Это после отсидки в тюряге-то?
Фоменко весело расхохотался.
— А он, оказывается, и не сидел вовсе. Сработала апелляция, поданная на решение суда. Освободили якобы за недоказанностью его участия. Наверное, немало бабок отвалил на «подмазку» судейских чинов.
— Выходит, мы с тобой вроде козлов отпущения? — покачал головой Костыль. — Наши паханы на воле гуляют, а мы за них нары полируем!
