— Ну, давай, Шаннон, улыбнись мне, как своему любовнику. Ты ведь знаешь, кто такой любовник, детка?
Холли Шаннон Норт усилием воли подавила в себе желание надерзить в ответ и улыбнулась так, как ее учили в модельном агентстве.
Джерри считался самым стильным фотографом, работавшим за пределами Парижа, к тому же он был остер на язык и обладал вздорным характером. С тех пор как Холли отказалась переспать с ним, стал невыносим.
Яркий, бивший в лицо свет отражался в подвижных металлических щитах, которые держали взмокшие от безжалостного света софитов техники.
— Уже лучше, но еще недостаточно хорошо, — сказал Джерри. — Я знаю, что ты настоящая ледышка, однако пусть это будет нашей маленькой тайной, договорились?
Холли чуть прикрыла веки — теперь под густыми ресницами ее необычайные глаза цвета хереса превратились в щелочки. Длинные темные волосы рассыпались по оголенным плечам. Девушка ослепительно улыбнулась, но при этом выражение лица осталось прежним, ничуть не смягчившись.
Джерри недовольно проворчал что-то под нос.
Холли привычно замерла перед объективом. От испарины на висках образовались очаровательные завитки, выгодно подчеркнувшие высокий лоб и выдающиеся скулы, благодаря которым некая юная особа по имени Холли Норт превратилась во всемирно известную топ-модель Шаннон.
— А теперь надуй губки, будто обижена, — скомандовал Джерри. — Чуть прикуси нижнюю губу.
Холли безмолвно подчинилась.
— Повернись. Тряхни головой так, чтобы волосы разлетелись. Заставь каждого смотрящего на тебя мужчину физически ощутить, как они скользят по его обнаженной коже.
Девушка грациозно повернулась. Изящество движений было дано ей самой природой вкупе с длинными стройными ногами и гибким телом.
Жара, от которой другие, обливаясь потом, еле волочили ноги, придавала ей силы словно живительное, бодрящее вино. Холли родилась и выросла в Палм-Спрингсе, где почти круглый год царит знойное лето. Палящее солнце, заставлявшее падать от изнеможения большинство людей, преображало ее.
Нежно-розовый румянец, игравший на щеках девушки, едва ли мог навести кого-либо на мысль о том, что ее сердце было объято пламенем страсти. Эту тайну, касавшуюся одного-единственного дорогого ей мужчины, Холли тщательно скрывала от посторонних глаз.
Линкольн Маккензи…
«Не смей думать о нем, — машинально приказала себе Холли, — это лишь причинит тебе боль».
Но мысли девушки вопреки желанию то и дело возвращались к Линку. Ее преследовало необычайное чувство — будто она никогда не покидала Палм-Спрингс. Где бы она ни находилась, будь то Нью-Йорк или Париж, Гонконг, Лондон или Рим, Холли не могла отделаться от ощущения, что Линкольн Маккензи рядом.
