В следующем круге, — говорит Севан, — в следующем круге я буду птичкой! Я буду порхать с ветки на ветку, петь песни, клевать зернышки, и все! Никаких детей, мужей, родителей, ничего, только песни и зернышки.
Она расхаживает между монитором и реанимационной тележкой, чуть пританцовывая и дирижируя себе пустым 20 граммовым шприцем. Это же надо иметь такие ноги в сорок лет!
Сорок два, — говорит Севан, — уже полгода, как сорок два. Отделение открылось в июле, ровно двадцать лет назад, наш выпуск без конкурса шел, почти все — отличницы. Представь, престижное отделение, новая больница. Одни мониторы чего стоили! Даже мама гордилась и хвасталась соседям.
С мамой мне не слишком повезло. Хотя, конечно, нехорошо так говорить. Она у меня, кстати, из России, представляешь, вот только не помню, как город назывался. Мама требовала абсолютного послушания и очень любила порядок. Я один раз деньги потеряла, за танцевальный кружок. Конечно, это был совсем простенький кружок, уж какие у нас были танцы тридцать лет назад, но меня учительница очень хвалила. Всегда ставила первой, правда, может быть, и из–за роста. Я ведь и тогда самая длинная была. И вот я потеряла оплату за месяц. По теперешним ценам шекелей пятьдесят, не смертельно, но приличные деньги, конечно. А мама сказала: «Ну, что ж, раз потеряла, месяц ходить не будешь». Помню, еще соседка наш разговор слышала. Соседка у нас смешная была, толстая, как подушка, но добрая. Она мне эти деньги пыталась потихоньку в карман сунуть, но я не взяла, мамы побоялась. А на танцы больше так и не пошла, не знала, что учительнице сказать. А, невелика потеря. В моей то жизни!
Тем более, я вскоре влюбилась. Был у нас в классе мальчик, длинный — предлинный и носатый немножко, но мне очень симпатичным казался. И вот вижу, он на меня смотрит так задумчиво день, два, а потом и говорит: «Хочешь быть моей хаверой?». Наверное, потому меня и выбрал, что я сама длинная была, ему подстать. Домой я его, конечно, не приглашала, другие времена были, а ходили мы на берег моря, в старую беседку. И он все пытался меня обнимать, даже кофточку расстегнул раз, только, поверишь, ему это так же не нужно было, как и мне. Просто положено, раз хавера, наверное, мальчишки друг другу хвалились. Так и закончился наш роман, к облегчению для обеих сторон.
А настоящий роман у меня начался в армии. Знаешь, с армией — это неплохо придумано. Сразу такая свобода начинается. Хотя и там, конечно, и послушание, и порядок, но не так, как под маминым присмотром, да с девчонок и меньше спрашивают.
