— Мама… Мама! Мама! Мамочка!!
Крик. Крик. Крик.
Слезы, боль, нечеловеческая боль и скрюченные пальцы, боль, заглушающая все, отсекающая от реальности, пришедшая изнутри и затопившая, немыслимая, выпивающая, рвущая, заставляющая позабыть обо всем на свете и превращающаяся в громкий крик.
Боль.
Крик.
Если кричать, то станет легче…
Кому?!!
Впрочем, сейчас нельзя не кричать. Боль порождает крик, и, может быть, от него действительно становится легче, однако в пелене кошмарных ощущений не чувствуется ничего, кроме терзающих вспышек невыносимого.
— Мамочка!
— Тужься!
— Мама!
— Тужься!
Боль дарит глухоту, свой крик дарит глухоту, но Анна прекрасно понимает, что велит ей толстая женщина с грубым, словно сложенным из ноздреватых булыжников лицом.
— Тужься!
Ане больно. Ане страшно. Ее ногти переломаны, иногда не хватает воздуха, но разум… Нет, не он — инстинкты. Дикая боль отключила разум, но инстинкты не подводят и заставляют измученное тело делать то, что требует опытная женщина с тяжелым лицом.
— Тужься!
И Аня тужится, пытаясь расстаться с тем, к кому привыкала несколько долгих месяцев.
— Тужься!
— Мама!
— Еще! Еще!! Еще!!!
— Мамочка!!
Крик.
Нет, не ее. Уже не ее. Комната внезапно наполняется громким детским криком. Жалобным? Болезненным? Маленький человек впервые увидел свет, немножко испугался и его крик прорывается сквозь жуткую стену болезненной глухоты — мать не может не услышать дитя.
— Что случилось? — лепечет Аня.
Она плохо понимает происходящее, она еще чувствует боль, но все ее мысли там, рядом с окровавленным, орущим комочком живой плоти.
— Все хорошо.
— Что случилось?
— У тебя мальчик.
Крик.
Счастье. Мальчик плачет, а его истерзанную мать распирает от радости, потому что теперь Анна доподлинно знает, как звучит женское счастье — это первый крик ребенка.
— Слышишь? У тебя мальчик!
Она слаба, она устала, она оглушена, она с трудом ориентируется в происходящем, но эту фразу Анна слышит прекрасно. И просит:
— Дайте его мне.
— Сейчас нельзя. Он слишком слаб.
Как так?! Позвольте прикоснуться к ребенку! Позвольте обнять, поцеловать, почувствовать биение маленького сердца… Сделайте счастье полным!
— Пожалуйста, — лепечет Анна, но ответа нет.
Крик становится тише, тише… прячется вдали… за закрывающейся дверью… Или это она теряет сознание, проваливаясь в вату усталого сна? Или во всем виноват укол, который она почувствовала секунду назад? Анна не знает. Она просто откидывается на подушки, улыбается и шепчет:
«Костя… Я назову тебя Костей…»
— Родитель «ноль»? — не понял Кирилл. — Что вы имеете в виду?