И Христос сказал ему:
— Будь со мной путник, и протяни мне руку. И я приведу тебя в Рай.
Но, он сказал Христу:
— Не надо мне Рая. И, не надо мне Ада. Ибо, уже есть это все во мне. И это все, не мое. И тогда, Христос сказал ему:
— Тогда, что тебе надо, путник? Раз отказываешь сыну самого Бога? И тогда, сказал он Христу:
— Все, что ты мне предлагаешь, есть удел рабства и тюрьма. Удел тех, кто считает по рождению уже себя рабом, и слугой, кому-либо. И пойдет, за тобой, сыном Бога. И это не мой путь. Тогда, Христос сказал ему:
— Тогда, что тебе надо, путник? Раз не хочешь со мной идти? И тогда, он сказал сыну самого Бога:
— Я просто, хочу уйти. Уйти, туда, где не бывал еще никто. Уйти туда, где не будет никого. Где нет ни тебя, ни Бога. И тогда, сказал ему в гневе Христос:
— Вот, как! И, что ты хочешь еще мне сказать, путник?! И тогда, он сказал сыну самого Бога:
— Просто, дай мне это сделать, и убирайся прочь с моей дороги. И не стой у меня на пути. И подняв руки к Небу, он сказал самому Богу:
— Мой путь, путь отверженного, и проклятого. Но, путь истинной свободы.
На перекрестке четырех дорог
Цербер появился тогда, когда на бетонной потрескавшейся от времени и выщербленной колесами перекрещенной дороге мелькнули, освещая спящие дома деревни светом фары легковой машины. Машина свернула на поворот с главной дороги между Дивногорском и Красноярском в деревню под названием Овсянка, и видимо спешила домой. Вернее, спешили те, кто там сидел. И машина, пролетев на полной скорости железнодорожный переезд, пронеслась в его сторону. И проскочила сквозь него, как будто он был ничем перед ней. И перед ней не было ничего. Как раз, как только он прочитал волшебное заклятие. И раз ничего не вышло, решил идти домой.
— Вот, черт! — он, было, напугался сначала и закрылся рукой, но не сдвинулся с места, так, как не мог пошевелить, ни одной ногой. Ноги его от испуга и ужаса просто, словно, вросли в этот бетон дороги.
Как приколоченные, не шевелились, и он не мог сойти со своего места.
И только закрыл лицо руками от яркого света встречных ярко горящих накрывших светом его автомобильных фар.
— Ты произнес черт, Виктор? — прозвучал голос женщины вышедшей из ночной темноты, как раз, когда только, что проскочила эта машина. И он собирался, прейдя от испуга в себя уходить.
— Кто это? — напуганный еще раз произнес уже с дрожью в голосе Виктор, но смог взять себя в руки.
— Ты, кажется, позвал меня? Позвал по имени — произнес Цербер.
Он остановился и резко обернулся, глядя в темноту ночи, и увидел ее. Очень красивую женщину, идущую медленно, и не торопясь, именно к нему из ночной темноты. Довольно, молодую. Лет, наверное, тридцати, или чуть меньше.
