Павел Дугин проснулся от резкого звука.
Полежал прислушиваясь. Приснилось что ли? Посмотрел на часы — десять минут седьмого. Пованивало чем-то кислым, и побаливала голова.
Немного полежал с закрытыми глазами, пока не понял — Всё, больше не уснёт. Вот бля! Кому там не спится?! Воскресенье, выходной день! Они, суки, с утра роняют, топочут, грохочут. Прибил бы.
И тут снова грохнуло. Раз, другой. Двенадцатый калибр определил Пашка. Ну, ещё бы не определить, он же охотник. Заядлый.
— Что за херня?!
Паша вскочил, выбежал в зал и уставился в окно.
На улице, прямо против Пашкиных окон, прислонившись к палисаднику, стоял его сосед Серёга, в трусах, майке и валенках. Он лихорадочно перезаряжал вертикалку. А справа к нему решительно направлялась его тёща, тётка Вера, в окровавленной ночной рубашке и босиком.
Мелькнула мысль — допился Серега до белочки. Видать Людку стрельнул, вот тёща и рассвирепела.
— Милицию надо! — Решил Паша и бросился в зал к телефону.
А вот — фиг. Телефон молчал.
Пашка рванул в прихожую, нашел в кармане душегрейки корпоративный сотовый. И тут облом — «сигнал отсутствует».
— Твою же мать!
Щёлкнул выключателем. Электричества тоже нет.
— Нихрена себе, воскресеньице!
За окном снова грохнуло, в стену дома ударил дробовой заряд. Дугин осторожно, пригнувшись, вернулся в зал, встал за стеной, рядом с оконным проёмом, и одним глазом выглянул на улицу.
Посреди дороги уже лежал Серёга. Лежал без движения. В одном валенке. Второй торчал из придорожного сугроба.
Так, как разлёгся Сергей, только покойники валяются. А тётка Вера склонилась над ним стоя на коленях спиной к Пашкиным окнам и как-то непонятно копошилась. Рядом с ней, плечом к плечу, возился её муж, дядька Фёдор, одетый в одни труселя. Он стоял голыми коленками на снегу и руками что-то с силой отрывал от зятя.
А от Серёгиного дома по расчищенной от снега улице подтягивались ещё трое. Те ещё красавчики.
Первыми топали два Серёгиных собутыльника-алкаша. Имён их Паша не знал. Так — в лицо. Шли они бодро и сосредоточенно. Вот только как-то дёргано. И одеты по летнему, не по погоде. На ночь передавали минус двадцать четыре, а они… Один в трико и футболке а второй и вовсе по пояс голый. И главное оба в носках.
А следом выкатилась и Людмила, Серёгина жена.
Вот тут дело было хуже. Намного хуже.
Светлая кофтёнка у ней под грудями мокрела кроваво-красным. Мало того — там у неё вывороченным мясом красовалась дыра. Такое только от картечи в упор. С такими ранами не живут. От слова — «вообще». Но Людмила, вопреки канонам медицины, бодро топотала босиком по снегу, направляясь к своему поверженному благоверному.
