— Мы живём не на внутренней поверхности шара! Мы живём на внешней поверхности шара!
Максим Каммерер встал посреди толпы как вкопанный. В него тут же кто-то врезался, рявкнул: «Ты чё, больной, массаракш?» Максим шагнул к стене, освобождая проход, и стал вертеть головой в поисках того, кто прокричал эти невозможные, немыслимые на Саракше слова.
Смеркалось. С неба сыпала слабокислотная морось, воняющая азотистыми соединениями. Угрюмая толпа рабочих вечерней смены в натянутых на уши кепках и кургузых плащиках ползла к станции надземки. Обочину тротуара плотно заняли уличные торговцы. Горластые бабки-лоточницы продавали папиросы и семечки, юркие молодые люди, украдкой распахивая полы плащей — порнографические открытки… Да где же он?
— Мы живём не на внутренней поверхности шара! — снова послышался сиплый, надорванный голос. — Мы живём на внешней поверхности шара! Истинная правда о нашем мире! Правда, которую от нас скрывают, в моей брошюре всего за четыре тысячи! Покупай, изучай, снимай с ушей лапшу, учись думать своими мозгами!
Теперь Максим увидел его — мужчину в плаще-дождевике с низко надвинутым капюшоном, из-под которого торчала разлохмаченной щёткой полуседая борода. Максим двинулся к нему, уверенно выгребая плечами против течения толпы, не обращая внимания на сыпавшиеся отовсюду массаракши. Остановился перед лотком с брошюрами, укрытыми от дождя полиэтиленом. Вытащил одну. Дрянная, противно шершавая бумага, скрепки, бледно размноженная на ротапринте машинопись: «Кекеш Зогу. Вся правда о нашем мире». Максим полез в карман, отсчитал четыре мятые бумажки и протянул продавцу.
Книжку он почитает потом. Книжка — не главное. Надо установить контакт с этим Зогу. Возможно, он действительно что-то знает…
— Откуда вы знаете? — спросил Максим. — Про внешнюю поверхность шара?
Кекеш Зогу приподнял капюшон и с подозрением вгляделся в разговорчивого покупателя. Он не выглядел городским сумасшедшим, как немного опасался Максим. Обыкновенный побитый жизнью старик, да и не такой старик даже — лет шестидесяти, на Земле бы ему ещё жить и жить, просто усталый, неухоженный, преждевременно постаревший от бедности, задёрганности и беспросветности жизни… Зогу улыбнулся щербатой желтозубой улыбкой — пожалуй, приветливо. Наверное, покупали у него нечасто, а вступали в разговор и того реже.
— Заинтересовался? — просипел он и огляделся по сторонам. Толпа редела, шансы продать ещё хоть экземпляр выглядели призрачными. — Если ужином угостишь — расскажу больше, чем здесь написано. — Он ухмыльнулся ещё шире и подмигнул, будто намекал на что-то неприличное.
