Муэдзин пел старательно и неторопливо. Свой призыв к утреннему намазу — ас-субх, он начинал резко, с очень высокой ноты. Словно обрушивался на совесть тех, кто в этот ранний час ещё спал.
Аллаху акбар!
Ашхаду алля иляха илляллах…
К середине строки, его голос понижался, будто набирался сил перед концом фразы и опять улетал вверх. Как будто не людей призывал к молитве, а обращался к небесам, в надежде быть услышанным у престола Аллаха.
Ашхаду анна мухаммадар-расулюллах.
Хаййа галяс-салях…
На востоке, укрытом туманом и тёмными горными вершинами, зарождался новый день. И пусть облака, обнявшие вершину Арч-Корта, ещё не окрасились в нежный предрассветный румянец, но рассвет уже чувствовался. В дурманящим запахе горных трав, в кристально чистом горном воздухе. Даже горная река, огибавшая это селения, шумела иначе.
Один из домов этого селения, стоял на некотором отдалении от остальных. Он был окружён глухим и крепким забором. На втором этаже, в небольшой комнате спал мужчина. Ещё не старик, но выглядел он гораздо старше своих шестидесяти лет. Лицо, хоть и сохранившее гордый профиль, напоминало печёное яблоко. Ранние (для его возраста) старческие пятна и глубокие морщины переплетались с побелевшими шрамами. Кожа на руках напоминала старинный пергамент. Когда раздались первые звуки азана, он даже ещё не проснувшись, поморщился. Чеченец никогда не любил рано вставать. В его жизни было слишком много бессонных и тревожных ночей. Поэтому сейчас, когда ему стукнуло шестьдесят, он позволял расслабиться и спать столько, сколько нужно для его уставшего тела. Только вот заснуть не получилось. И дело здесь не в этом, раздери его шайтан, муэдзине! Что-то неуловимое и непонятное. Чувство надвигающейся беды, которое его никогда не подводило. Оно захлестнуло душу, заполняя и переливаясь через край, потоком опасности и тревоги.
Он открыл глаза и увидел сидящего напротив кровати незнакомца…
Ему было около сорока. По крайней мере, этот человек никак не выглядел старше этих лет. Он был смугл и черноволос. Коротко остриженная голова и небольшая аккуратная бородка серебрилась нитями седых волос. Тёмные, почти чёрные глаза смотрели на собеседника спокойно и холодно. Одежда тоже ничем особенным не отличалась, от той, к которой привык хозяин этого дома. Выцветшая на солнце форма оливкового цвета и видавший виды разгрузочный жилет. На шее чёрно-белая куфия. В правой руке пришелец держал пистолет. Легко и непринуждённо.
Этот незваный гость сидел на середине комнаты и спокойно смотрел на открывшего глаза хозяина. У его ног лежал небольшой кожаный чемодан. Даже не чемодан, а саквояж. Кожаный, светло-рыжего цвета. Потускневшие латунные застёжки и вытертые от частого употребления бока. С такими саквояжами, в начале двадцатого века ходили провинциальные врачи и разного рода авантюристы, претендующие на звание джентльмена.
