Если бы Катя знала, к чему в итоге приведет ее внезапное желание подойти к лотку букиниста, то никогда, ни при каких обстоятельствах не сделала бы и шага в сторону толстых унылых томов, пахнущих книжной пылью и одиночеством. Ленинская библиотека распродавала на небольшой стойке возле раздевалки те книги, которые в ее закромах имелись в двойном экземпляре, и букинист, маленький, такой же потертый временем, как и те тома, которыми он торговал, смотрел выцветшими глазами на проходящих мимо студентов филфака, пенсионеров, которым скучно сидеть дома, и школьников из краеведческого кружка и молчал, никому не предлагая купить свой товар. Когда Катя подошла к лотку и вытянула наугад одну из книг, то продавец даже не оживился. Он словно не видел Катю, глядя куда-то сквозь нее — похоже, ему не было дела до того, купит ли кто-то старые книги на раскладке или пройдет мимо.
— Сколько? — спросила она.
«Молитвы и заговоры Велецкой области» оказались неожиданно тяжелыми для достаточно аккуратного маленького тома.
— Сто, — негромко проскрипел букинист.
Катя отсчитала купюры и ссыпала несколько недостающих до названной суммы монет в протянутую пергаментно-желтую ладонь и спрятала книгу в сумку, в компанию к двум учебникам по социологии, искренне недоумевая, зачем вообще ей понадобилась книга по магии. Потом спускаясь по лестнице на улицу и на ходу застегивая простенькое темное пальто, Катя неожиданно вспомнила: Аверченко, один из преподавателей, говорил недавно об общественном значении магического мышления — а тему курсовой она пока так и не выбрала. Что ж, как говорит их староста, веселая разбитная Машка с дальних хуторов области, все должно идти в дело, в том числе и неожиданные покупки.
Про книгу она вспомнила поздно вечером, когда, сидя в синенькой соцсети и просматривая новости друзей, увидела, что Кирилл выложил целую гору фотографий из какого-то клуба — на всех он был в обнимку с какой-то пергидрольной девицей очень легкого поведения. Катя пролистала снимки сперва один раз, затем другой, и только потом поняла, что мышка дрожит в ее пальцах, а левая рука немеет. Кирилл. Тот самый Кирилл, которого она обожала с первого курса и которому однажды, на пьяной вечеринке в общаге, призналась в любви. Кирилл тогда помолчал, потом обнял ее по-дружески и сказал:
— Малыш, ты очень хорошая. Ты лучше всех. Прости, но я предпочитаю парней. Прости.
Эти слова отрезвили Катю — она ушла из общаги и долго бродила по улицам просто так, без цели и направления, «выбивала из ног глухоту», как выражалась мама. В голове звенело «Прости. Ты лучше всех, но…», и Катя думала, что сойдет с ума от этого звона. Впрочем, ранним утром, стоя на смотровой площадке над рекой и отогреваясь чашкой кофе в картонном стаканчике, купленной на последние деньги в автомате, она решила, что жизнь продолжается, и нет смысла мучиться по поводу того, чего ты никогда не сумеешь изменить при всем желании.