Пааа-парапа-папара-парапа…
Музыка заполнила мир. Подхватила Вешку, закружила, понесла мимо нежно-розовых стен, мимо свечей и лиц, мимо, мимо. Небо, хорошо-то как! Уверенные, сильные и чуткие руки партнера ведут в знакомом танце под незнакомую, но такую пронзающую душу мелодию. Хочется плакать и смеяться одновременно. Но плакать и смеяться перед мелькающими лицами стыдно — витой шнур погона на правом плече обязывает. Вешка только улыбается. Всем кого видит — Девтичу, Стенке, начальнику училища, маме… Откуда здесь мама?! Она не могла!
Вешка сжимает руку партнера — остановись. Но тот продолжает танцевать, тянет ее дальше, под медное соло трубы.
— Стой, пожалуйста…
Вешке не хочется останавливаться, жалко! Но что-то неправильное творится вокруг. Она поднимает глаза на партнера и пытается заглянуть ему в лицо. Пытается. И просыпается…
Над головой в колодезном кругу открытой башни голубеет небо. Качается под Вешкой боеукладка. Стучат на стыках рельс колеса. Сигналит гудком тянущая эшелон «синичка». А за броней звучат голоса.
Вешка, еще не успев подумать, шевельнула ухом, прислушалась.
— Да, нормальный у нас командир, лучше моего прежнего… — речь прервалась тихим звяком, — Вот ты знаешь, чем хорош командир? Чем он, от нас, нешнурованных, отличается? — броня делала голос неузнаваемым, говор у обоих подчиненных был похожий, по-городскому чистый, но только старший нарядник Земелов имел манеру задавать вопросы лекторским тоном.
Вешка вздохнула, глянула на часы — стрелки отсчитывали еще ночное время —, подтянула сползшую шинель и сунула ладонь под щеку.
А мехвод меж тем, дождавшись неразборчивого ответа собеседника, продолжил:
— А тем, голубь, что нас дармоедов и портачей должен пасти и проверять. Вот не проверила бы она, как ты провод разговорного устройства кинул, что было бы?..
Ответ связиста-заряжающего она опять не расслышала. Земелов тоже заговорил тише. Вешка начала проваливаться в сон…
— А что месячные? Дурак ты, Помник…
Сон слетел, как не было. Внутренним жаром обдало щеки. Стараясь не слушать, девушка нашарила в изголовье пояс с кобурой и постучала пряжкой по окружающему ее металлу. Разговор снаружи смолк.
Вешка села. Чувствуя, как горит лицо, быстро намотала портянки, натянула ботинки и полезла наверх, в башню. Выглянула из-за брони.
Ветер обдал паровозной гарью, остудил пылающую кожу, взъерошил отросшие за месяц волосы.
— Здравия желаю, товарищ командир! — бодро приветствовал Земелов, как старший по званию. Он и связист-заряжающий Мушков по-уставному вытянулись перед самоходкой и застыли, вскинув к непокрытым головам напряженные ладони.