В этот вечер факелы, что освещали городские улицы, пылали особенно ярко. Их свет мягко ложился на почерневшие от копоти стены инсулов и таберн, на виадуки и те деревья, что каким-то непостижимым образом пощадило пламя, уничтожившее несколько дней назад большую часть построек. В свете страшных нероновских свечей, установленных по обочинам дорог, в большом, проклятом, казалось, самими богами городе, бродили грязные люди, потерявшие свое жилье, искавшие что-то в золе, или же не желавшие покидать то немногое, что оставалось от их домов. Сервий смотрел на этих несчастных и думал о том, что какая-то неведомая, высшая сила пощадила думус, принадлежавший его семье. Быть может, по той лишь причине пожар не затронул его дом, что он стоял на отшибе, почти у самого берега реки. С завистью и гневом взирали на особняк обездоленные граждане великого Рима, и чуть слышно шептали они проклятия в адрес тех, кого полагали виноватыми в возникновении кроваво-красного зарева, целых шесть дней поднимавшегося над долиной Тибра.
Между тем, город гудел. Город дышал золой и серой, чадил вонью от разлагающихся тел и всякого рода нечистот. В своеобразной манере Рим праздновал гибель вероотступников, променявших великих богов на того единственного, который погиб на кресте, нечестивцев, виновных в возникновении страшного пожара.
Но, в то же время, город роптал...
- Ступай домой, - сказала подошедшая к Сервию мать. - Здесь не на что уже смотреть.
Стряхнув с одежды противные, белые хлопья, что ветром разносились по всей округе от пепелищ, мальчишка послушно побежал к думусу. Женщина осталась стоять у дороги, наблюдая за тем, как со стороны почерневших от копоти административных зданий, разгоняя плетьми народ, к ее дому двигались легионеры. Следом за солдатами шли рабы, усыпавшие дорогу лепестками роз, а за спинами их неспешно плыли носилки самого императора. Великий цезарь Нерон, лежавший на тех носилках, смотрел по сторонам, оглядывая последствия разрушений, изредка подносил к губам кубок с вином. Он был уже нетрезвым, но во взоре его, веселом и хмельном, было что-то пугающее, звериное. Император разглядывал догорающие факелы, стоявшие у дороги, глубоко вдыхал запах горящей человеческой плоти и вовсе не замечал, казалось, как бурлила от негодования толпа людей, взиравших на ненавистного им властителя мира.
- Нас посетил великий цезарь, - тихо сказал отец Сервия, приблизившись к своей супруге. - Сдается мне, что для нас пожар в этом городе еще не закончился.
Женщина не ответила ничего. Лишь улыбнулась и лицо ее стало покрываться пунцовыми пятнами.
