Внизу склона мул шерифа Каредека выдохся и встал. Шериф спешился, закинул за спину маленький узелок, остаток припасов и снаряжения из седельных сумок сложил в дождевик и подвесил на ветку, затем двинулся пешком, оставив мула самого позаботиться о себе.
Он опять полез вверх по склону, раскачивая в руке винтовку, чтобы легче было подниматься. Над его головой простирался просторный лесной шатер елей Инглманна; под ногами покоился слежавшийся ковер этого шатра, намокший, но упруго пружинивший под уверенными шагами. Основу его составляли упавшие и сгнившие стволы, в нем утонули целые ветви, а щели забил нескончаемый дождь сухих иголок.
Шериф не остановился, чтобы восхититься величественным полумраком леса или странным ковром, по которому он шагал. Он был слишком занят, чтобы восхищаться. С каждым шагом его взгляд, словно маятник, обшаривал местность — слева направо, справа налево.
Торопиться нужно не спеша, но даже не спеша на склон, который лежал перед шерифом, взобраться сразу не смог бы никто.
Каждые полчаса он устраивал себе короткий отдых. Останавливаясь, прислонялся спиной к дереву и смотрел вниз на тропу. Потому что даже эти несколько минут не должны пропадать зря. Ему нужно быть чрезвычайно осторожным. Ему в этих краях за это платили, и, больше того, в конце каждого срока полномочий собирались на премию в две с половиной тысячи долларов. Считая еще жалованье, пожертвования и время от времени перепадавшее вознаграждения от штата, Каредек зарабатывал очень неплохо. Ему нравилось зарабатывать деньги и нравилось их копить; бережливость была в его натуре — а натура у него была валлийской.
Но даже если бы ему не платили ни цента, он все равно любил бы свою работу за то, что она была такой. Пусть другие едут в Африку убивать львов и слонов или в душные джунгли Индии охотиться за тиграми-людоедами. Они тратили огромные деньги и массу времени, и ради чего? Ради случайного выстрела в мелькнувшую тень в лесу! А Оуэн Каредек охотился за людьми; а в этом округе охота за ними была непростой. При этом когда их загоняли в угол, они дрались не на жизнь, а на смерть. Доказательством тому был рваный шрам на щеке. Был еще один шрам, начинавшийся от локтя правой руки и кончавшийся на тыльной стороне загорелой ладони, на его теле были и другие отметки прошлых битв.
Когда-нибудь, его убьют. Каредек знал это, но всегда безо всяких на то оснований уверял себя, что это будет завтра, не сегодня, а пока можно наслаждаться волнующим чувством преследования. Он любил его всем сердцем!