Четыре дня мы мотались по Свердловской области — из города в город, с завода на завод, по главным и проселочным дорогам, и именно в то время, когда там сбежали два опасных рецидивиста, о чем нас неизменно предупреждали представители уральских предприятий. Мои подопечные немецкие бизнесмены, прилетевшие из Гамбурга на переговоры, неизменно ежились при этом предупреждении, но прерывать поездку не собирались. Они скрупулезно выполнили все пункты своей программы, закончившейся неизменными шашлыками в зимнем лесу, помывкой в русской бане и разучиванием русских песен. В день отлета — то ли из-за нелетной погоды, то ли из-за неготовности самолета — мы проторчали в аэропорту три часа и прилетели в Москву в одиннадцать вечера. Встречающий нас водитель фирмы Паша нерадостно тащил к стоянке тяжелые чемоданы немцев, а они понуро брели за ним по грязному асфальту к грязному микроавтобусу фирмы.
Еще час — и я дома. После долгого прощания, слов благодарности и взаимного уверения в уважении мои немцы остались в гостинице «Ренессанс» (Паша завтра должен отвезти их к утреннему субботнему рейсу в Гамбург), а я прикатила домой. Как же хорошо! Час я лежала в пенной ванне, стараясь» забыть чужие номера гостиниц, немилосердную тряску по уральским дорогам, ранние вставания и поздние отходы ко сну. Потом я вкусно поужинала — не беда, что часы показывали половину первого, — со вздохом облегчения легла в свою мягкую свежую постель и посмотрела чудную мелодраму с Ширли Мак-Лейн и Николасом Пейджем о телохранителе и супруге экс-президента. В половине второго я уже решила отключиться, но на московском канале я обнаружила нечто новое. «Минуты доверия» — сияло синим нимбом над ведущей и ее гостями. Толстый усатый дядька, похожий на Тараса Бульбу, со знанием дела говорил о женских проблемах. Побежали титры: «Психотерапевт Налеев Михаил Моисеевич». Я поудобнее устроилась в подушках, открыла банку чипсов «Принглз» и стала слушать. Через три минуты чипсы застряли у меня в горле.
— Дело в том, — доверительно вещал психотерапевт, — что после тридцати шансы у женщины на счастье практически сведены к нулю. Всего пять процентов женщин после тридцати могут выйти замуж, у них сужается круг общения, все сводится к простому «дом — работа». Они разучиваются кокетничать, от них перестают исходить такие особые женские токи, этакие флюиды притяжения. И это придумал не я — все ученые от Гренландии до Австралии доказали, что пик женского обаяния приходится на возраст от двадцати пяти до двадцати восьми лет. — В устах доктора эта фраза прозвучала как смертный приговор. Ведущая передачи изменилась в лице.
