Амариллис

Я остался один без матросской ватаги.

В трюме хлопок промок, и затлело зерно.

Казнь окончилась. К настежь распахнутой влаге

Понесло меня дальше, — куда, все равно.

Артюр Рембо «Пьяный корабль»

Virtus nihil expetit praemii.

Доблесть не требует вознаграждения.

Гарри полагал, что это лето будет лучше, чем прошлое. Все-таки Министерство Магии признало возвращение Волдеморта, и Ордену Феникса теперь не приходилось скрываться сразу от двух противников. Так что его друзья смогут писать ему чаще, чем в прошлом году. Так оно и было, Рон и Гермиона писали почти каждый день, и Хедвиг едва успевала разносить письма, впрочем, ей стало легче, когда Гермиона на месяц переехала в «Нору». Но почему-то теперь письма друзей, которые рассказывали Гарри про все, что происходило в волшебном мире, совсем не доставляли никакой радости.

Не проходило и получаса, как Гарри вспоминал Сириуса. Эти воспоминания причиняли ужасную боль. Часто Гарри сидел в своей комнате, глядя в зеркало, подаренное крестным, и настойчиво твердил его имя. Порой он впадал в своего рода транс, выйти из которого мог только через час, а то и два. По ночам, ложась спать, Гарри старательно пытался освободить голову от всех мыслей, но это удавалось ему с большим трудом, если удавалось.

«Сириус…мертв, — звучало в мозгу. — И я виноват…». Он был помешан на этой мысли.

Было 6 часов утра, когда Гарри проснулся.

«Обычный день… Просто еще один день с тех пор, как Сириуса не стало», — подумал Гарри, вставая с кровати. Услышав шум крыльев за окном, он поспешил натянуть футболку и впустил Хедвиг и еще двух сов. Едва он закрыл окно, как из спальни Дурслей послышалось недовольное ворчание дяди Вернона: «Проклятые совы! Сколько можно?!». Надо сказать, что после предупреждения Грюма на вокзале, Дурсли намного реже стали ругать Гарри за сов. Гарри улыбнулся, ведь сегодня день его рожденья, поэтому их будет еще много. Развернул подарок от Гермионы (его принесли Хедвиг и Стрелка вместе с подарком Рона и Миссис Уизли) и ахнул: это были новенькие очки, конечно, круглые, но с изящной серебряной оправой и очень тонкими стеклами. В ее письме Гарри прочел: