Заложник

Человек шел сквозь ночь по-звериному – быстро, чутко, сторожко. Неслышно ступали по каменистой кабаньей тропе сыромятные подошвы крестьянских чарыхов, рука, угадывая в темноте, отводила от лица спутанные плети кустов, усаженных дюймовыми, как на проволоке заграждений, колючками.

Время от времени он останавливался, прислушивался. Ночь была полна звуков. Сзади глухо рокотал пограничный Араке; порывы ветра с шорохом вязли в непролазной чаще прибрежного камыша; и дождь, сыпавший, как из сита, тянул какую-то монотонную шипящую ноту.

Но этот привычный фон не привлекал его внимания. Тренированным слухом ночного хищника он старался уловить и звук бряцавшего о пряжку подпруги стремени, и хруст мертвой ветви под сапогом пограничника, и сдавленное рычание сдерживаемого проводником пса. Однако ничто не говорило о таящейся опасности. И, успокоенный, он двигался дальше.

Нет, он не был трусом. Поджарый, мускулистый, с юности владевший кинжалом, маузером, хитрыми и жестокими приемами восточной борьбы, он был готов к встрече с любым врагом. Он хорошо знал и эти места в межгорье Карабаха и Талыша. Здесь причудливо извивавшаяся граница своими очертаниями напоминала голову разъяренного зверя. Она петляла вдоль берегов Аракса, а потом, круто повернув, уходила на юго-восток к джунглям Ленкорани. Место для перехода было избрано удачно – непроходимые заросли, безлюдье, глушь.

Но сознание того, что на этой земле не только пограничник, милиционер или сельский активист, а каждый, почти каждый – непримиримый «кровник» его прошлого, настоящего и будущего, заставляло быть собранным, настороженным, каждое мгновение готовым к прыжку и удару.

И все-таки он не жалел о своей встрече с Мурсалом-киши. Не жалел потому, что у него не оставалось другого выхода.

Два года назад, преследуемый пограничниками, он бросился в мутные воды Аракса с советского берега. Поначалу на том берегу встретили его гостеприимно. Нашлись знакомые и даже родственники. Верные закону корана, они приютили, помогли сбыть принесенные ценности, начать дело.

Будь он хоть немного другим, умей сдерживать свой необузданный нрав, мог бы до конца своих дней торговать на тавризском базаре ковровыми хурджинами, накопить денег, купить домик с десятком, а то и двумя гранатовых, ореховых, тутовых деревьев, завести бассейн с золотыми рыбками, жен, детей…

Но он не был приспособлен к такой жизни. Он, главарь личной охраны Джебраил-бека, не мог научиться цветисто и униженно зазывать покупателей, почтительно, но цепко хватать их за полы аба, кланяясь, благодарить каждого заглянувшего под навес с товаром, отчаянно торговаться из-за несчастного крана. Торговля с каждым днем шла все хуже и хуже. А тут еще и подношения старшинам базара и жандармам, которые постоянно наведывались в его лавку будто бы по распоряжению тахмината.