Удел неприкаянных душ – затеряться
В неведомых людям могучих приливах,
Игрушкою быть тех ветров, что ярятся,
Но шевельнуть даже волос не в силах.
Вильям Эшблес
«…Живей! В разгаре брачный пир,
Жених – мой близкий друг. Все ждут давно, кипит вино,
И весел шумный круг».
Тот держит цепкою рукой
«И был, – он молвит, – бриг».
Сэмюэл Тейлор Кольридж
Даже легкий морской бриз, несущий вечернюю прохладу, не мог развеять влажной духоты, накопившейся в густых зарослях за долгий жаркий день, и стоило Бенджамену Харвуду углубиться в джунгли, следуя за проводником, как его лицо покрыли бисеринки пота. Харвуд рубанул мачете, стиснутым в левой – и единственной – руке, и тревожно вгляделся в ночные тени; за пределами освещенного факелом круга они теснились и нависали, и рассказы о каннибалах и гигантских удавах казались теперь до ужаса правдоподобными. Белому человеку трудно поверить в спасительную силу (даже если имеешь доказательства обратного) коллекции бычьих хвостов, мешочков со священной золой и амулетов, свисающих с пояса чернокожего. Как ни старайся думать о фетишах как о чудодейственных гардез, аррес, дрогу, а о спутнике – как о могущественном бокоре, в этом первобытном дождевом лесу такое помогало мало.
Чернокожий проводник ткнул факелом в сторону и оглянулся через плечо.
– Теперь налево, – сказал он, тщательно выговаривая английские слова, и скороговоркой прибавил на исковерканном французском, обычном на Гаити: – Смотри под ноги – тропу размыло.
– Тогда не торопись, чтобы я видел, куда ты ступаешь, – раздраженно отозвался Харвуд по-французски. «Интересно, – подумал он, – насколько прекрасное произношение, приобретенное в школе, пострадало за месяц общения с людьми, говорящими на этой странной тарабарщине?»
Вскоре подъем стал круче, и Харвуду пришлось убрать мачете, чтобы рукой хвататься за ветви и подтягиваться вверх. Сердце его бешено колотилось; казалось, оно вот-вот лопнет от натуги, несмотря на дрогу, подаренный чернокожим шаманом. Но вскоре они выбрались наконец из зарослей, и сразу же легкий вечерний бриз с моря овеял лицо приятной прохладой. Тяжело дыша, Харвуд остановился и окликнул своего чернокожего проводника. Ему хотелось хоть немного отдышаться и дать высохнуть взмокшим светлым волосам и рубашке.
Ветерок шуршал листьями пальм, и между редко растущими здесь деревьями виднелась поблескивающая рябь пролива, называемого здесь Языком Океана. Они пересекли его сегодня днем, приплыв с острова Нью-Провиденс. Харвуд вспомнил, что еще тогда заметил холм, на котором они теперь находились, и заинтересовался им, хоть необходимость управлять парусом под ругань недовольного колдуна оставляла мало времени для размышлений.