Стоило чуть-чуть свернуть с расчищенной трактором дороги, и машина увязала в снегу по самое днище. Вадим поначалу баловался — вихлял из стороны в сторону, чтобы подразнить Алену. Но она пребывала в такой молчаливой задумчивости, что опасных его экспериментов не замечала. Не получавшему ответной реакции Вадиму быстро надоело дурачиться. Он включил погромче радио и начал радостно горланить, подпевая Чистякову: «Человек и кошка плачут у окошка, серый дождик каплет прямо на стекло». Алена, не меняя позы и не выпадая из собственных мыслей, шепотом присоединилась в том месте, где «человеку бедному мозг больной свело». К концу коллективного выступления она уже значительно меньше походила на восковую куклу и отбивала такт ладошкой по колену, широко улыбаясь.
— Ну-у, слава богу! — Вадим выдохнул с явным облегчением. — Тебе уже лучше?
— В целом да! — Алена посмотрела на него ожившими глазами. И объяснила: — Песенка хорошая. Но ты пока не радуйся, — спохватилась она, — я опять могу впасть в депрессию.
— Это еще зачем? — возмутился Вадим.
— Это — не зачем. А потому что! — Алена старалась говорить серьезным учительским тоном, но получалось смешно. — Потому что никак не могу выскользнуть из объятий другой реальности.
— Страсти какие! — театрально ужаснулся Вадим. А потом поинтересовался практично: — Коньяк поможет?
— Может, и да. — Алена задумалась — мысленно примеряла действие коньяка на сегодняшнее ее состояние. — Попробовать, во всяком случае, стоит. Только…
— Да знаю я, знаю. — Вадим безнадежно махнул рукой. — Придется мне за тобой следить. Меньше, чем нужно, — из депрессии ты не вылезешь, больше — напьешься и потеряешь ко мне как к мужчине всякий интерес. Проходили уже. Это ж кошмар просто, какие у тебя тонкие грани.
— Зато у меня их много! — похвасталась Алена.
— И не говори! — ответствовал Вадим. Машина тем временем подъехала к высокой ограде подмосковного дома отдыха. Проскрипела шинами по свежему снегу и остановилась, уткнувшись носом в забор. Вадим достал из портфеля паспорт, вышел, осторожно захлопнув дверь. Алена осталась внутри и снова загрустила. Сражаться один на один с паршивым настроением и паскудными мыслями было практически невозможно. Как же вышло, что она, давно, старательно и успешно защищавшая себя от чувственных бурь и внутренних потрясений, пошла в итоге на поводу у эмоций? Поддалась чужим чувствам и тут же увязла в своих. Так глупо. Так безнадежно. А главное — не было в этом всем ни смысла, ни надежды. Только боль, которая, хочешь не хочешь, передается другим.
