Мой любовник

ВОЕННЫЙ ЛАГЕРЬ БЛАДЛЕТТЕРА, СТАРЫЙ СВЕТ, 1644

Он хотел, чтобы у него было больше времени.

Хотя по правде сказать, что бы это изменило? Время имело смысл только тогда, когда с ним что-то делали, а он уже сделал здесь все, что мог.

Дариус, сын Террора, отреченного сына Марклона сидел на земляном полу перед свечой из пчелиного воска и держал на коленке открытый дневник. Света было ничтожно мало и лишь маленькое пламя, колеблющееся на сквозняке, освещало его комнату в дальнем конце пещеры. Его одежда, как и его обувь, была изготовлена из грубой кожи, способной защитить в битве.

Он обонял вонь мужского пота, едкий запах земли, вперемежку со сладковатым запахом разлагающейся крови лессеров.

С каждым последующим вздохом, казалось, зловоние только усиливалось.

Перелистывая страницы пергамента, он шел назад во времени, возвращаясь в те дни, когда он еще не был в военном лагере.

Тоска по «дому» причиняла физическую боль, пребывание в лагере стало скорее ампутацией, чем сменой места пребывания.

Он вырос в замке, где элегантность и изящность были стержнем жизни. За толстыми стенами, которые защищали его семью, как от людей, так и от лессеров, каждая ночь была похожа на июльскую: теплая и напоенная запахом роз, а месяца и года проносились с праздной вялостью. Пятьдесят комнат, по которым он часто бродил, были отделаны атласами и шелками; мебель, сделанная из дорогого дерева, и тканные, а не ситниковые[1] ковры. Написанные маслом картины, которые блестели в позолоченных рамах, и мраморные скульптуры в величественных позах были платиновой огранкой, скрепляющей бриллиантовую жизнь.

Тогда и представить себе было невозможно, что когда-нибудь он окажется в подобном месте, как это. Однако, в основах такой его жизни была ахиллесова пята.

Трепетное сердце его матери позволило ему занять привилегированное положение в замке, всячески поддерживая и угождая ему перед домочадцами. И когда ее хрупкий жизненно важный орган перестал биться в груди, он потерял не только мамэн, подарившую ему жизнь, но и единственное безопасное место, которое он когда-либо знал.

Отчим снял с себя все обязательства и вышвырнул на улицу, тем самым проявив давно затаенную враждебность. И, Дариус оказался бессилен что-то сделать.

У него не оставалось времени достойно оплакать кончину матери. Ему было некогда ломать голову над неожиданной ненавистью к человеку, который обрел все, за исключением единокровного родства с ним. Не было времени тосковать по той личности, мужчине, которым он был, с чистой родословной в обществе глимеры.