Испуганные и сонные мы вскакиваемъ съ мѣста; намъ не грозитъ никакой опасности, не слышно погони, вокругъ насъ царитъ полная тишина. Гунтлей ругается и утверждаетъ, что будить насъ такъ рано было совершенно напрасно. Іецъ возражаетъ:
— Намъ нужно уходить отсюда. Вокругъ насъ лежитъ бѣлый иней. Смотритель можетъ напасть на наши слѣды, и такъ какъ онъ ѣздитъ верхомъ, то онъ можетъ легко насъ нагнать.
— Ну, а что же дальше? — спросилъ Гунтлей. — Мы его пристрѣлимъ.
— Но онъ можетъ насъ раньше застрѣлить, — возразилъ Іецъ.
Тогда мы опять побрели на сѣверъ. Съ правой стороны неба стало проясняться, сонъ подкрѣпилъ насъ, такъ что мы стали бодрѣе; даже Іецъ, не спавшій совсѣмъ, казался крѣпче, онъ шелъ прямо и спотыкался рѣже, идя по неровному лугу.
— Теперь они проснулись, — сказалъ Іецъ. Онъ узналъ это по небу. Нѣсколько минутъ спустя онъ сказалъ:- Теперь они завтракаютъ. А теперь спрашиваютъ о насъ.
Мы пошли невольно всѣ трое быстрѣе.
— Теперь смотритель вышелъ и ищетъ насъ, — проговорилъ Іецъ.
Я слышалъ, какъ билось мое сердце.
— Придержи языкъ, — воскликнулъ Гунтлей. — Не можешь ли ты поменьше тараторить и, лучше всего, совсѣмъ замолчать?
— Ему придется мчаться во-всю, если онъ захочетъ теперь насъ догнать, — сказалъ я, желаю поддержать свое мужество.
— Да, ты правъ, — сказалъ Гунтлей. — Ему ни за что насъ не догнать.
Увѣренность Гунтлея была очень велика; вскорѣ мы услыхали, какъ онъ началъ уплетать украденную провизію. Становилось все свѣтлѣе и свѣтлѣе, и наконецъ взошло солнце. Іецъ остановился и оглядѣлся кругомъ; ничего не было видно, ни всадника, ни живого существа. Никакого жилища, ни единаго дерева не было на этомъ безконечно громадномъ пространствѣ. Іецъ сказалъ:
— Теперь мы пойдемъ по направленію къ востоку. Солнце вскорѣ окончательно высушитъ наши слѣды, но если мы будемъ держаться того же направленія, смотритель можетъ насъ еще нагнать.
— Ты правъ, — сказалъ Гунтлей опять. — Пустъ онъ ѣдетъ на сѣверъ, онъ насъ тамъ не найдетъ.
Мы прошли еще добрыхъ полтора часа и едва держались на ногахъ отъ усталости. По мѣрѣ того, какъ всходило солнце, оно пригрѣвало все сильнѣй и, наконецъ, совершенно высушило траву. Было, вѣроятно, часовъ семь — восемь утра, и мы легли отдохнуть.
Я былъ переутомленъ и не могъ уснуть, я сѣлъ и сталъ разглядывать своихъ спутниковъ. Бродяга Іецъ былъ худъ, съ темнымъ цвѣтомъ лица; у него были узкія, гибкія руки и плечи. Богъ-вѣсть сколько профессій онъ перемѣнилъ передъ этимъ для того, чтобы, наконецъ, имѣть возможность бродить, вѣчно бродитъ и вести жизнь босяка, наполненную приключеніями. Въ бытность свою морякомъ онъ изучилъ компасъ, онъ имѣлъ кое-какія понятія о торговлѣ и, быть-можетъ, служилъ въ одной изъ городскихъ лавокъ. Онъ былъ услужливый товарищъ: когда ночью онъ сказалъ, что усталъ и не въ состояніи больше итти, оказалось, что онъ это сдѣлалъ для того, чтобы дать намъ возможность вздремнуть, а самъ онъ бодрствовалъ.