Брюмьеру нечего было подарить своей невесте, и он, не желая упустить единственного случая достать приличный подарок, предлагал уже двести франков за этрусскую брошку.
— Нет, — отвечал Онофрио, — за эту цену я не уступил бы ее и господину Вальрегу; вам я отдам ее за пятьсот франков.
— Спасибо за предпочтение! — вскричал Брюмьер. — Так вы на меня сердитесь?
— Вы хотели обмануть меня, а я хочу содрать с вас побольше.
— Убирайтесь к черту!
— Берегитесь, чтобы вам не пришлось прежде меня к нему отправиться, signore!
Тон этого ответа был так резок и так не соответствовал обычному хладнокровию Онофрио, что я начал верить, что Брюмьер не в безопасности.
— Пойдемте отсюда, — сказал я ему потихоньку, — Здесь вам несдобровать, кажется. — Он с удивлением посмотрел на меня; я сообщил ему о моих подозрениях.
Он был очень благодарен мне.
— Мне говорила Винченца, — сказал он, — что муж ее в первый раз в жизни начал подозревать ее. Но он обвиняет лорда Б… в намерении обольстить ее, потому что добрый англичанин, из признательности за попечения Винченцы о леди Гэрриет, делал ей слишком дорогие подарки. Вот каково быть богатым и щедрым! Я, оставаясь еще на целые сутки бедняком-артистом, не рискую быть обвинен в том, что покупаю женские сердца на вес золота. Но мы теряем понапрасну время. Хотите оказать мне услугу? Поторгуйтесь и купите для меня эту брошку. Мне ее нужно во что бы то ни стало.
— Онофрио не отдаст ее иначе, как за наличные деньги, даже мне, своему другу; он очень хорошо видит, что я покупаю ее не для себя, а у вас, я полагаю, так же как и у меня, нет при себе двух или трех сот франков.
— Разумеется, нет; но я сбегаю за деньгами во Фраскати…
— Этого не нужно; пойдем в Мондрагоне и возьмем с собой Онофрио; там я заплачу ему.
Онофрио уступил мне брошку за триста франков, но не захотел идти с нами в Мондрагоне. Он не мог отлучиться. Прочие загоны были слишком отдалены и другие пастухи не могли прийти стеречь его стадо. Когда ему нужно было иногда отлучиться, он еще накануне принимал все меры, чтобы оставить кого-нибудь на свое место. Онофрио вызвался принести нашу покупку на другой день вечером. Это было слишком поздно для Брюмьера. Я вздумал попросить Фелипоне, который подошел к нам, постеречь стадо до возвращения пастуха, то есть один час времени; таким образом я разлучал соперников, уводя с собой Брюмьера, Мызник очень учтиво отвечал, что во всяком другом случае был бы готов оказать услугу господину Брюмьеру, но теперь ему необходимо сейчас возвратиться в Мондрагоне.
— Даниелла знает эту необходимость, — сказал он. — Вы не хотели выслушать, что я хотел сказать вам об этом; она перескажет вам.