Я почувствовала некоторую иронию в его словах, но не стала заводиться.
Слишком неподходящая была ситуация для того, чтобы выяснять, у кого жизненная позиция правильнее. Да это и вообще — бесперспективное занятие. Если я, например, считаю, что прежде всего нужно именно дело делать и не раскисать, значит, это правильно для меня. А если он думает по-другому, значит, это более подходит его натуре. О чем же здесь тогда спорить?..
Как мне ни неприятно это признавать, но я тогда растерялась. Что нам делать? Возвращаться? Так и не найдя клада? Это было бы слишком похоже на бегство от опасности. А я не привыкла от нее бегать.
И потом, я была уверена, что человек, который стрелял в Ромку, и есть тот самый мнимый краевед, убивший художника Фомина. Он же хотел убить и Ромку. И я должна оставить его безнаказанным? Ну нет!
Это не в моих правилах. Если с кем-то из моих друзей случается беда, я никогда не отступаюсь. Я разбираюсь до конца, до тех пор, пока виновный не будет наказан.
Поэтому я понимала, что просто уйти из этой чертовой пещеры и забыть про этот злосчастный клад и разыскивающего его убийцу я не смогу. Я себе потом этого никогда не прощу. А я хочу жить и работать со спокойной совестью.
Но, с другой стороны, что нам теперь делать, я не знала.
Я почувствовала вдруг апатию. Идти никуда не хотелось. Я сидела, прислонившись спиной к стене пещеры, сидела и ни о чем не думала.
Просто ждала, когда решение само возникнет в моей голове. Так часто случалось, и я относила это на счет своей интуиции, о которой Кряжимский говорил, что она вполне эквивалентна его способности мыслить логически. А это был в его устах комплимент.
Ромка сначала тихо жаловался, что у него болит голова, а потом затих, заснул. У моего бездействия появилось первое оправдание: надо же дать отдохнуть Ромке. Он ночью не спал, а потом вообще был ранен. Ему нужно собраться с силами.
А мы пока посидим и помолчим. Все равно неизвестно, что делать, куда идти… Будем сидеть и ждать озарения. Если, конечно, дождемся.
Сергей Иванович тоже притих, хотя и не спал. Он то сидел неподвижно, то включал свой фонарь и вглядывался в листок из блокнота, на который перенес надпись с картины. И так несколько раз. Я поняла, что он пытается найти шифр к надписи, и у меня появилось еще одно оправдание для моей апатии.
Нельзя же мешать человеку, пытающемуся разгадать тайну, которая нас всех тут держит. Пусть подумает спокойно, а мы посидим, помолчим, подождем…
Я не заметила, как задремала прямо с ракетницей в руках.
На этот раз мне ничего не снилось, поскольку у меня было такое чувство, что я только на секунду прикрыла глаза. Но, когда я их открыла, я увидела, что Сергей Иванович отполз от меня в сторону и, склонившись над плоским камнем, рисует на своем листке какие-то знаки и тихо бормочет себе под нос что-то невнятное.