Он не пожалел крепких слов в адрес своих разведчиков.
— Чем могу помочь, капитан?
Я попросил дать указание артиллерии — в случае чего прикрыть нас огнем.
— Все сделаю! — пообещал комдив.
[7]
Командир роты сообщил, что до завала еще метров пятьсот, не меньше.
— Не поздновато, капитан? — спросил комроты. — Скоро начнет светать.
Мы вышли из землянки.
Тянуло холодом. Тьма словно бы редела. Можно было различить верхушки отдельных деревьев.
— Завал у них глубокий, — сказал командир роты. — Наворочали, гады! Деревья на полметра от корня подрубали, накрест валили. Может, и мин натыкали. Трудно будет, капитан. Рассветет — увидят...
— Мы пойдем, — сказал я.
На завал выходили тремя взводами. Слева — Хализов, в центре — старшина Хрусталев, справа — младший лейтенант Гапоненко.
Я шел с Хрусталевым.
Завал оказался нешуточным, в точности таким, как рассказывал командир роты. Идти по нему нельзя — ногу сломаешь. Надо ползти. Но ползти по оседающим стволам, по сучьям не больно-то ловко. Нет-нет, да и брякнет чей-нибудь автомат, стукнет по дереву зачехленная лопата, кто-то сорвется и нашумит.
Стало развидняться, и мы отчетливо увидели сторожевые вышки немцев.
Но с вышек тоже увидели нас.
На отряд обрушился огонь автоматов, минометов и артиллерии. Нас пытались прижать к завалу, отсечь от своих.
Пули с визгом сбривали высоко торчащие сучья поваленных деревьев, в воздух взлетали фонтаны земли, дыма и обломков дерева. Скоро визг пуль потонул в общем гуле. Вздрагивала земля. Вздрагивал завал.
Ведя ответный огонь, мы начали отход.
Били из автоматов по ближней вышке, по кустам, по густым деревьям, в кроне которых могли укрыться фашистские «кукушки», и отходили.
Ударила наша артиллерия. Комдив сдержал слово, а дивизионные артиллеристы оказались на высоте. Мы увидели столбы дыма и огня в расположении врага, заметили, как прямым попаданием снесло одну из немецких вышек.
На душе стало легче, но вдруг я почувствовал, что остро щиплет в носу, а на губах пузырится, словно закипает, сладковатая слюна.
Газы! Я судорожно рванул противогаз.
[8]
Но тут же сообразил — это не газы, это едкий дым от сплошных разрывов и стрельбы плотно повис над сырым утренним лесом.
Наши накрыли немецкие орудия: отсечный огонь противника ослабел.
Минут через пятнадцать отряд уже стоял возле землянки знакомого командира роты, ожидая, когда подтянутся фланговые взводы.
По телефону я доложил командиру дивизии о случившемся.
— Возвращайтесь, — кашлянув, сказал комдив. — Вам звонили из большого хозяйства.
Под большим хозяйством подразумевался штаб фронта.