Но Настя надеялась. И услышав через три месяца результаты УЗИ, она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Оказывается, очень хорошая новость действует так же, как очень плохая.
А потом был новый страх, сравнимый разве что со страхом за Антона, когда он был на фронте. Страх потерять, выронить то сокровище, которое она носила в себе; которое доверил ей он, висел над ней эти все эти месяцы, как Дамоклов меч. Страх, превращавшийся в ужас от каждой боли внизу живота. И хотя он оградил ее от любой работы, боль приходила часто.
А когда срок подошел, страх достиг своего крещендо. Нет, она боялась не физических мук, а того, что теперь, когда счастье было так близко, судьба посмеется над ней и разрушит все как карточный домик. Так уже бывало с ней.
Но уже в родильном блоке, лежа и чувствуя, как боль волнами распространяется по телу от живота, она вдруг поняла, что страх прошел. И испытывая схватки, Настя вдруг расслабилась, зная — все будет хорошо.
Через два часа девочка появилась на свет. Они уже давно договорились назвать и крестить ее Анной.
Она родилась всего на день позже Принцессы. Так все врачи между собой называли маленькую крикливую дочь правителя. Хотя сам Богданов, судя по кислому лицу, был не совсем доволен. Ждал сына, наследника, и еще не смирился. Похоже, он не отстанет от Маши, даже если ей придется сначала родить ему пять дочерей.
Последний отголосок страха вспыхнул, когда медсестра поднесла ей ребенка, чтобы она приложила его к груди. Но нет. Все на месте, и рук и ног не больше, чем надо, и лицо человеческое. И глаза, самые прекрасные на свете.
«Посмотри, совсем как у тебя», — скажет Анастасия мужу, когда ему разрешат навестить ее.
Они действительно были такие же синие.
Они обнимутся — все втроем, и будут сидеть, не произнося ни слова.
Может, и существовали те миры, про которые говорил Данилов: бесконечно много ветвей реальности, в которых события этих дней могли сложиться по-разному. Но они были здесь, и не было мира, прекраснее этого.