— Маленков сам приехал, давил на начальство, а они на нас, — жаловался Панин, пьянея и стервенея на глазах. — Представляешь, как плохо идут дела с Вознесенским и его людьми, если сам Маленков присутствует на допросах! Неслыханное дело!
— Тише ты, — зашипел на него Кирилл. — Ну, а вы что?
— А мы что? Ты же знаешь нашего брата. Приказ есть приказ. Не всем, конечно, но тем, кто не очень рьяный, не позавидуешь. Спешит Маленков, спешит почему-то, а куда торопится, если подлинных врагов народа нашли? Не получится у них открытый суд, не получится. Поверь мне, Кирилл, не те времена и не те люди. Уже все знают, что семьи их ничто не спасет, признавайся или нет, и многие выбирают умереть достойно. Не те времена, брат. Да.
— Ну, а что ты выяснил по своей части?
— Что выяснил. — пробурчал Панин, наливая пиво из пустеющего бидона. — Все выяснил. Даже тот факт, что никакого заговора нет и не могло быть. Но это только для себя, не для начальства. Выяснил все дальние и близкие связи с евреями. Нашел там, в Ленинграде, и таких, которые оказались нечисты на руку, хитрованы и интриганы. Не все сходится в записях и отчетах. Все это, конечно, приплетут, как измену родине или еще там чего. Это уж не мое дело. — Панин стал прикуривать папиросу. Спички ломались в его руках и не хотели зажигаться. Кирилл забрал у него коробок, чиркнул и поднес огонь к папиросе. Панин пробормотал грязные ругательства по поводу спичек и их производителей и глубоко затянулся.
— Встречалась ли тебе фамилия Шаповалов? — спросил Кирилл.
Панин вскинул голову, как будто внезапно проснулся от дурного сна.
— Да. А как же! О нем легенды ходили. Один там, бывалый следователь, с юмором рассказывал, что Шаповалов хвастал, дескать, не сломаете вы меня, фашисты проклятые. Он умер в холодной камере. Как ему сейчас докажешь, что его все-таки сломали, и окончательно? Юморной такой следователь. Скажи, Кирилл?
Кирилл встал и зажег свет. Панин зажмурился и с пьяным презрением осмотрел стол. Заметив остатки кильки на большой тарелке, он схватил одну из них за хвост, положил на недоеденный ломтик черного хлеба и лениво откусил получившийся бутерброд.
— Что ты думаешь о Берии? — спросил его Кирилл.
Панин гадливо ухмыльнулся.
— Что о нем можно подумать? — Панин говорил и жевал одновременно. Получалось довольно невнятно, и это раздражало Кирилла. Он тоже начал пьянеть и наливаться злобой. — Такой же, как и остальные в Политбюро. Не лучше и не хуже. Я работал в министерстве при нем. — Панин наконец дожевал кильку, достал из кармана носовой платок и вытер пальцы. — Во время войны, если какой завод не выполнял план по выпуску военной продукции, он звонил директору и орал: «Я приеду и лично тебя расстреляю, сукин сын. И всех, кто с тобой управляет производством». — Панин глотнул пива и икнул. — Ну, понятно, тот директор завода спускал полкана на своих подчиненных, говорил, что Берия приезжает их расстреливать, ате — своим подчиненным, а те грозили работягам, что невыполнение плана — это саботаж, за который поставят к стенке. Отсюда и массовый героизм, и работа по 16 часов в сутки все годы войны, и все такое. А почему тебя интересует Берия?