1
Все реже и короче приходили от Романовны письма. Буквы, корявые и прежде, вовсе расползались в стороны или лезли одна на другую. Плоха, сразу видно, плоха стала старушка. Да и от Алексея давно уже не было писем. Ну что ж, сама этого добивалась Ольга. А теперь, пожалуй, смирилась. Другое нет-нет да щемило сердце: ее отказ профессору остаться в Иркутске, помочь ему в его новой работе. Струхнула, выпалила, обидела старика — а теперь поздно. И Романовну бросила одну в чужом городе, и кандидатскую свою не довела до конца, тоже очень нужную людям…
Дважды уже подмывало Червинскую написать Сергею Борисовичу о страстном желании вернуться к нему — и не поднималась рука. Да и можно ли теперь было надеяться на что-то, если уже прошло так много времени, так ожесточилась война…
Иногда, особенно после большой, слишком утомительной работы в операционной, Ольге начинали сниться кошмары. Глотала валерьянку, бромурал или бежала к людям. А утром схватывалась по пустякам с первым попавшимся санитаром, врачом или с начальником госпиталя. Только к раненым Ольга не позволяла себе проявлять даже малейшей бестактности. А если чувствовала прилив раздражения, кусала губы и уходила. И пряталась, замыкалась.
Во время одного из обходов Червинская задержалась возле выздоравливающей уже раненной в голову девушки.
— Лежите-лежите. Как себя чувствуете?
— Хорошо, доктор, — улыбнулась та одними серыми, на редкость красивыми глазами; в опушении густых ресниц они казались бездонными, как серое небо.
Ольга невольно залюбовалась свободным от бинтов лицом девушки, ее темными, будто искусно вычерченными бровями, мягким овалом, детски капризным ртом. Дает же порой природа одному такие богатства! Вон и коса, огромная, русая, висит на гвозде над ее койкой.
— Ну-ка, как ваше горлышко, покажите? Да, жаль…
— Что, доктор, петь не буду, да?
— Не будете, девушка… Ну-ну, только без слез. У меня совсем не было голоса — и не плачу, — ласково провела она рукой по лицу девушки. — Как же вы, певица, оказались на фронте? Да еще на передовой? С концертной бригадой, что ли?
— Ага, с культбригадой, доктор. Из Иркутска мы…
— Так вы иркутянка?
— Качугская я. Раньше-то я в Ирсеверотрансе раба-тала…
— Вот как?
— Ага. Раздатчицей… — И Нюська рассказала Червинской всю свою несложную биографию.
Ольге хотелось расспросить девушку о Позднякове — не могла же она не знать о нем — но сдержалась. Да и зачем снова бередить то, что уже заживало.