Ксанское ущелье (Хачиров) - страница 3

Черный Датико выбрал верхнюю дорогу. Пусть отсюда въезд в аул затруднен — по этой дороге аульские мужчины выбираются только на охоту в горы да за сушняком для очагов, — зато отсюда их не ждут.

Князь знал, что в ауле полно собак. Во многих домах по два-три пса. Среди них немало таких, которые в прыжке снимают всадника с лошади. И стоит только залаять одной из них, как во всем ауле поднимается сплошной вой.

— Если спустят собак, не жалейте, — приказал Амилахвари. — Стреляйте.

И вовремя. Едва они показались на гребне хребта, чтобы глянуть на аул сверху, во дворе дома, прилепившегося к скале, как ласточкино гнездо, подал голос первый пес, а уже через минуту по узкой дороге к ним мчалась с отчаянным лаем целая свора.

Джигиты князя открыли по ней беспорядочную пальбу. Собаки приостановились в испуге. Еще несколько выстрелов, и свора отступила назад. Один из псов — лобастый, в крупных черных пятнах — заскулил, упал на снег и забился в агонии.

В ауле оказались одни старики, женщины да дети. Мужчины еще затемно ушли в соседнее селение разбирать снежный завал.

Услышав выстрелы, жители повыбежали из саклей. Старики сразу же узнали князя Амилахвари. О его намерениях говорили ружейная пальба и затихающий визг пестрого пса Цебы Кудухова.

Цеба, бедняга, и сам недавно пал от руки прислужников князя. За неуплату подати они выгнали из сарая его дойную корову. Цеба выхватил кинжал, но не успел и шагнуть к разбойнику, который нахлестывал плеткой животину, как другой всадил в старика три пули.

Мужчин тогда, как на грех, не было в ауле: сенокос. Когда люди прибежали к сакле Кудуховых, старый Цеба лежал бездыханный, а жена его билась на земле в плаче. Младший сын Цебы — Дианоз предал отца земле и сразу после поминок исчез. Жители Накити не видели его, словно в воду канул.

И вот еще одна смерть в сакле Кудуховых. Хоть и волкодав всего-навсего, но тоже живое существо, к которому люди привыкли.

Убедившись, что в ауле нет таких, кто мог бы оказать сопротивление, князь решил все дела решить одним махом.

— Соберите этих трехногих на нихас![1] — приказал он джигитам. — И чтоб ни один, кроме тех, что уже подняться не могут, не отсиделся. Не идут — силой тащите!

Когда наконец перед ним встала окруженная его всадниками реденькая толпа престарелых осетин, князь картинно поднял руку.

— Неделю назад вы камнями закидали моих слуг, и вот я сам прибыл, чтобы напомнить вам, кто хозяин этой земли, этих гор. Испокон веку живете вы на землях, данных моим предкам великим государем. Живете, пашете их, пасете скот на пастбищах, а подати кто за вас будет платить? Заезжий добрый человек? Что-то не вижу я его. Где он? Не подскажете? Или вы забыли тяжесть руки моего отца? Так запомните: к тяжести его десницы прибавилась и моя. Не испытывайте мое терпение — все предам огню, все сровняю с землей!