— Меня тоже.
— Долг отдала.
— Выходит, квиты, — усмехнулся подпоручик.
— Нет, Алексей Николаич, — серьезно и с волнением сказала Настя, — теперь я по гроб жизни в долгу. Только этот долг мне оплатить нечем. Неоплатный он…
5
Спал подпоручик в эту ночь плохо, тревожно. Сон не шел. А когда забывался на минуту, то либо мерещились разные страшные бородатые хари и сверкало лезвие занесенного над головой ножа, либо виделась она, такая желанная и во сне доступная… и опять возле нее тот бородатый…
И только под утро сон взял свое.
Ерошка, слышавший, как барин всю ночь ворочался и даже постанывал, не стал будить его.
И когда Тирст приехал на пролетке, пришлось ему дожидаться, пока подпоручик завершит свой утренний туалет.
Впрочем, по всему видно было, что промедление нимало не огорчает Ивана Христиановича.
— Молодые годы и чистая совесть способствуют сну, — философски заметил Иван Христианович и, как бы спох катясь, добавил: —Так вы и не позавтракали, батюшка Алексей Николаевич! Натощак делами заниматься несподручно. Прошу ко мне чайку откушать! Мне, батюшка Алексей Николаевич, вчера рыбаки вороновские стерлядочку доставили. Отменная, доложу вам, рыбка!
Подпоручик отказался было, но не очень категорично. Иван Христианович подхватил его под руку и повел к себе, сказав кучеру:
— Обожди нас здесь, братец!
Покудова стерлядочка подпрыгивала на сковородке, приветливый хозяин занимал гостя разговорами. По праву старшего в летах поинтересовался и школьными годами его, и достатком родителей, и, как бы между прочим, осведомился: каким ветром занесло молодого офицера на столь дальнюю окраину государства Российского?
Подпоручик отвечал уклончиво: служба, предписание начальства.
Тирст, подмигнув зрячим глазом, посочувствовал:
— Я чаю, из Петербурга не всласть уезжать было. Столица, театры, балеринки, хе–хе… дело молодое.
За столом хозяйничала дочь Ивана Христиановича. Подпоручик видел ее впервые.
До того два раза приходилось ему отобедать у Тирста, но тогда за столом ее не было.
Подпоручик не мог знать, что осторожный Иван Христианович оберегал дочку от встречи со столичным вертопрахом. Сегодня же попустился осторожностью, уповая на скорый отъезд офицера. К тому же хозяйка дома Лизавета Ивановна была нездорова, и руководить за столом пришлось дочери.
— Аглая, — представилась она гостю.
Подпоручик поцеловал у нее ручку, подумав при этом: «Скажи на милость, у такого крокодила и столь прелестная дочь. Верно, в мать пошла. Эх, было бы увидеть ее раньше!»
А вслух рассыпался в комплиментах.
К удивлению его, Аглая особенно не смутилась, даже как будто пропустила слова его мимо ушей.