Особо опасны при задержании [Приключенческие повести] (Мишаткин) - страница 3

«По решению станичного Совета тов. Магура Н. С. назначается комиссаром уездного агитотдела по делам искусств, что и удостоверяется настоящим мандатом».

— Шутки шутишь? — поднял матрос брови.

— И не думаю, — серьезно ответил комендант. — Организуешь агитотдел, подберешь себе замену — тогда не стану больше задерживать. А пока, — комендант развел руками, — не взыщи: дело превыше всего.

Что вменялось в обязанности комиссару по искусству, какими он наделен правами и полномочиями, комендант не знал. Пришла установка организовать агитационный отдел — и комендант установку выполнил. А что делать комиссару — это уже забота самого комиссара. Подспудно чувствуя за собой вину, комендант на прощанье сказал:

— Товарища Калинкина в помощники даю.

Из комендатуры новоиспеченный комиссар и Калинкин вышли подавленными. Разговаривать не хотелось. Они брели по улице и не смотрели друг на друга. Лишь у гостиницы Калинкин сказал:

— Хуже нет, когда впереди полная темнота, как нынче. Знать бы точно, что делать, — тогда и жить веселее.

Оказавшись в гостиничном номере на две койки, Калинкин первым делом обследовал обои и успокоился, не обнаружив под ними скопления клопов.

Магура подошел к окну.

«Был бы комиссариат дельный, а то — нате вам! — „по искусству!“ Ну какое в этом захолустье искусство? Плюнуть на все и на фронт махнуть?» — подумал Николай, но тут же понял, что бегство от комиссарства будет похоже на форменное дезертирство.

Окончательно упав духом, Магура присел на подоконник. Из первого этажа гостиницы, где располагалась ресторация, доносилась песня. Попискивала скрипка, расстроенно бренчало фортепиано, и томный женский голос выводил:

Мне все равно — коньяк или сивуха,
К напиткам я привык давно.
Мне все равно, мне все равно!
Мне все равно — тесак иль сабля,
Нашивки пусть другим даются,
А подпоручики напьются!
Мне все равно, мне все равно…

— Вот заладила! — в сердцах чертыхнулся Калинкин. — Нет чтобы строевую или походную затянуть! Публику — ишь ты! — пением зазывает. А какая нынче публика? Цены в ресторане кусаются. А кто с великим удовольствием раскошелился бы, тот нынче в ресторацию трусит идти и дома отсиживается. Неужели это самое и есть искусство?

— Нет, это не искусство, — твердо и упрямо сказал Магура.

Ложиться спать не хотелось. И он продолжал смотреть на улицу, где в пыли купалась пестрая хохлатка, а у забора дремал мужик в картузе.

И тут, когда на душе скребли кошки и весь свет был не мил, к Магуре пришла спасительная идея, осуществив которую можно было вырваться из тылового захолустья.