— У меня всегда была аккомпаниатор на сольных концертах. А в опере пел, как положено, под оркестр.
— На гитаре умеете?
— Да, но…
— Вот и ладно, — Магура положил ладонь на крышку столика, словно поставил точку или пришлепнул печатью. — Гитару обещаю раздобыть. А с роялем или пианино придется повременить. Громоздкие инструменты в вагон не влезут. А сейчас… — Магура взглянул на цирковых артисток, — прошу получить крупу, воблу и хлеб. Пайки выдаст товарищ Калинкин, он у нас за интенданта.
— Позвольте! — вновь собрался вступить в пререкания певец, но Людмила его перебила:
— Можно распаковывать реквизит?
— Чего? — не понял комиссар.
— Костюмы. Они измялись. Надо все выгладить.
— Значит, согласны?
— Честно признаюсь, у нас нет выхода, — сказала бывшая наездница. — Цирк, где мы работали, закрылся, хозяин, некто Перепеловский, сбежал с выручкой, забыв с нами расплатиться. Пришлось продать коней: ни нам, ни тем более им нечего было есть… Я только не понимаю, что мы у вас будем делать без коней?
— Будут кони, — пообещал Магура, — а пока устраивайтесь как дома. Утром подадут паровоз.
Приказ № 1 по комиссариату искусств
1. Принять на работу в агитотдел и взять на полное довольствие с сего числа тов. артистов: Петряева (он же Веньяминов-Жемчужный) К. Е., Добжанскую А. И., Добжанскую Л. С.
2. Назначить тов. Калинкина И. И. интендантом комиссариата со всеми вытекающими из этого полномочиями и обязанностями.
3. Считать вышеупомянутых товарищей членами фронтовой бригады агитотдела.
Комиссар Магура
Ушел на запад эшелон красноармейцев, и вокзал замер, утих, запрудившие его люди улеглись в здании на лавках и на полу, надеясь, что утром им удастся наконец-то уехать.
В стоящем на запасных путях одиноком вагоне никто не спал. Калинкин помешивал кистью в банке с алой краской, Магура, устроившись на лесенке, слушал тишину. Певец Петряев был занят стиркой носков и при этом мурлыкал под нос какую-то мелодию, Людмила и Анна Ивановна Добжанские развешивали в купе свой небогатый гардероб.
— Обратила внимание, какой был жеребец? — спросила Людмила мать. — Хоть сейчас выводи на манеж.
— Может быть, со временем у нас снова будет своя конюшня… Когда закончится война, люди обязательно вспомнят о театре и цирке.
— Уже сейчас вспомнили. Комиссар вспомнил.
— Он выглядит вполне интеллигентным. Ты заметила?
— Ложись, пожалуйста. Мы еще не знаем, что нас ждет утром, спустя сутки.
Тишина вокруг вагона нагоняла спокойствие, безмятежность, а вместе с ними сон.
— Завтра допишу, — решил Калинкин, подойдя к Магуре. — Еще можно гидру контрреволюции, Краснова или Деникина, нарисовать. Как они от наших штыков улепетывают.