— Всего трех артистов нашли, не мало ли? — пожаловался комиссар, думая о своем. — Для полного концерта, боюсь, не хватит. К тому же коней нет, и гитары тоже…
— Это ты правильно с концертом придумал. При теперешнем положении искусство, — Калинкин сжал кулак, — во как республике нужно. А то что артистов маловато — не беда. Приедем на фронт, бросим клич — и среди бойцов артисты найдутся.
Темная беззвездная ночь обступала станцию, заглядывала в окна агитвагона.
Утром прибыл закопченный, яростно пыхтящий паром и стреляющий из трубы искрами паровоз. Подцепив вагон, он без свиста покатил к светлеющему горизонту. И побежали за окнами телеграфные столбы, застучали под полом вагона специального назначения (так вагон числился в железнодорожном ведомстве) колеса.
Первым проснулся Калинкин. Протерев глаза, он с удивлением осмотрелся, не сразу вспомнив, где находится, затем оделся и прошел по тендеру в будку паровоза, где шуровал в топке кочегар, а у рычагов и манометров стоял машинист.
— С топливом худо, — пожаловался кочегар. — На сотню только верст уголька хватит.
— Чего-нибудь придумаем, — успокоил его Калинкин и выглянул из будки, подставив лицо упругому ветру.
— Сам тоже из артистов? — покосившись на интенданта, хмуро спросил машинист.
— Я-то? Разве похож? — улыбнулся Калинкин. — Мы этому делу не обучены. Мы больше к борьбе расположены.
— К какой еще борьбе?
— К борьбе за полное освобождение пролетариата от гнета капитала. У каждого человека талант есть. У тебя, скажем, талант паровозы водить, у меня талант к армейской службе. Я на фронтах, почитай, с четырнадцатого. Как взял тогда впервые винтовку в руки, так она все время со мной. Словно прилипла.
— Чего твои артисты представлять будут?
— Разное. А точно не знаю и врать не буду, потому как в работе их не видел.
Калинкин постоял еще в будке, затем вернулся в вагон, где столкнулся с певцом. Буркнув «пардон», Петряев юркнул в коридор и постучал в купе Добжанских.
— Тысяча извинений. Я к вам, сударыня, с превеликой просьбой: не одолжите ли утюжок? В дороге немного поизмялся, надо привести гардероб в надлежащий вид.
— Утюг есть, надо лишь попросить у машиниста углей, — приглашая в купе, сказала Анна Ивановна. — Но зачем сами занимались стиркой? Неужели не могли попросить меня или Людмилу?
— Не счел удобным беспокоить.
— Но вы лишь сполоснули! Снимайте это чудо прачечного искусства! И никаких возражений! — потребовала Добжанская и отвернулась к окну. — Ну, сняли?
— Да, — несмело отозвался Петряев.
Добжанская обернулась и, не обращая внимания на стыдливо поднявшего воротник пиджака и закрывшего руками голую грудь Петряева, отобрала манишку.