– Это что за крендель? – небрежно спросил Крапивин, всем видом стараясь показать, что хочет сменить тему разговора.
– Американец. – Рачковский тоже был рад возможности прекратить неприятный диалог. – Приехал вчера договариваться о поставках грузовиков, Буржуй. Ради денег на все пойдет. С нами‑то сейчас никто дел иметь не хочет. А этот приехал. Оно, конечно, в два раза дороже получается, но революции нужны грузовики. А деньги эти пролетариат у него все равно заберет, когда мировая революция до Америки докатится.
– Да и черт с ним, – небрежно бросил Крапивин. – Ты, главное, скажи, он не рядом с нами поселился? Все же мы с тобой командуем бригадой, которая послезавтра на фронт отправляется. Черт его знает, на кого он работает.
– Бдительность – это хорошо, товарищ, – довольно произнес Рачковский. – Но на этот счет не волнуйся. У него номер на втором этаже, в другом крыле.
– Вот и отлично, – буркнул Крапивин, провожая взглядом поднимавшегося по лестнице Басова. – Ладно, где там твой самогон, комиссар? Пойдем и вправду выпьем.
– Это дело, – засуетился Рачковский. – Я еще и сальца достал, и лучок приготовил. Извиняйте, шампанского с трюфелями нетути, ваше высокоблагородие.
– Обойдемся и без шампанского.
– То‑то. Ближе к народу надо быть, товарищ военспец. Мы еще сделаем из тебя настоящего человека! – Рачковский добродушно хлопнул Крапивина по плечу.
Искусство пить, не пьянея, Крапивин постигал еще в своем мире. Его этому учили как одной из дисциплин, которую в обязательном порядке должен освоить офицер специального подразделения КГБ. Поэтому, хотя комиссар и сам старательно пытался подпоить военспеца, оставаясь по возможности трезвым, методики советского секретного института и опыт Крапивина взяли верх над народной сметкой и хитростью Рачковского. Раскрасневшийся комиссар в очередной раз разливал самогон по хрустальным бокалам и приговаривал:
– Пей. Послезавтра на фронт, там уж так не выпьешь.
– Там я никому не дам так пить, – ответил Крапивин, изображая значительно большее опьянение, чем испытывал на самом деле.
– И это верно. Дисциплина должна быть революционной, – пробурчал Рачковский и рыгнул.
– Дисциплина должна просто быть, – спокойно ответил Крапивин. – Иначе никакое превосходство в оружии и численности на поле боя не спасет.
– А вот здесь ты не прав, товарищ военспец, – пьяно засмеялся Рачковский. – Революционная дисциплина отличается от буржуазной тем, что основана на сознательности трудовых масс.
– Мне плевать, на чем она основана, – поморщился Крапивин. – Мне надо, чтобы она была.