Адам многого ожидал от визита в Бостон — духовную столицу Севера. В городе, известном благочестием и богобоязненностью жителей, Адам надеялся найти союзников; людей, как и он сам, готовых на любые жертвы, лишь бы помочь измученной распрями стране перековать мечи на орала. Ему казалось символичным то, что поездка, имеющая целью восстановить мир в семействе Ната, поможет восстановить согласие во множестве семейств по всей Америке. Полный надежд, Адам постучал в дверь дома Старбаков. И получил щелчок по носу. Преподобный, будучи оповещён о цели визита юного Фальконера, отказался его принять. Обескураженный Адам, ещё питая какие-то иллюзии по поводу Старбака, пришёл к нему на проповедь. Пришёл, чтобы лишиться остатков веры в разум и добрую волю человеческого рода. Примирение невозможно, что в равной степени относится и к Нату, и к Америке целиком. Слушая изливающиеся с кафедры потоки грязи и ненависти, Адам уяснил, как смехотворны «потуги», именно «потуги» Христианской Миротворческой Комиссии растопить лёд взаимного непонимания между Севером и Югом. Всё равно, что горстью углей пытаться в феврале растопить сковавший Уинхэмское озеро ледовый панцирь. Умнейшие и образованнейшие без тени сомнения предпочитали кровопролитие переговорам. Адам прозрел. Историю двигали не мудрость и здравомыслие, а нетерпимость и самолюбование.
Адам брёл по опрятным улочкам Бостона под одевшимися нежно-зелёной листвой деревьями мимо чистеньких домов, украшенных флагами США и лентами патриотических расцветок. Даже на экипажах красовались розетки цветов флага. С младых ногтей Адам привык уважать стяг родной страны, но после проповеди преподобного Старбака он, южанин, видел в этих звёздах и полосах варварский бунчук непримиримой ненависти, и знал, что время переговоров прошло. Пробил час воевать.
Томас Труслоу оказался низкорослым и кряжистым; с ястребиным хищным взором, с дублёной и на вид шершавой, как подошва, физиономией. Кожа его была темна от грязи, а одежда лоснилась от сала. Нестриженые космы сбились в колтуны, жёсткая борода походила на щётку. Наряд Труслоу составляли грубые башмаки воловьей кожи, заношенные кентуккийские джинсы, полотняная рубаха с рукавами, оборванными достаточно высоко, чтобы обнажать оплетённые мускулами ручищи, широкополая шляпа. На правом предплечье Нат заметил вытатуированное сердце с короткой непонятной надписью под ним. Не сразу юноша сообразил, что таинственное слово — написанное с орфографической ошибкой имя «Эмили».
— Заблудился, сосунок? — без тени враждебности осведомился коротыш.