Шестым будет сам он, Глеб Чужинов, Чужак. Двадцати восьми лет от роду, страдающий неизлечимой болезнью, от которой нет спасения, и которому осталось жить семнадцать дней. Или восемнадцать, а то и все девятнадцать, если он пожелает кататься по земле, воя от боли, разрывающей внутренности, пока, наконец, не придет сладостное забытье.
Пропустив Молинова, Глеб пристроился вслед за ним. Так они и будут идти все время, именно в таком порядке. Семен дорогу знает, ну а самое опасное место сзади. Твари, если случится, что они их обнаружат, не станут устраивать засады и подкарауливать в удобном месте, они набросятся сразу. А обнаружит они, вероятней всего, по следам.
Как ни хотел Глеб не оборачиваться, но все же не выдержал. Провожающих в этот ранний час было мало. Полковник Викентьев да пара случайных человек.
И Марина. Девушка выглядывала из-за угла срубленного в лапу домика, и в тот момент, когда Глеб взглянул на нее, помахала ему рукой. И еще она что-то прошептала. Глеб махнул ей ответно, тоже шепнув: «Будь счастлива, Марина. Вряд ли нам суждено увидеться еще раз».
* * *
Вчера, когда он с самого утра заявился к Заводчикову, тот его уже ждал:
— Проходи, Глеб, проходи: Викентьев меня предупредил, чтобы я тебе ни в чем не отказывал, — почему-то он на этот раз даже не ставил свое обычное: «В пределах разумного», хотя обычно говорил его к месту и не к месту.
— Здравствуй, Олег Георгич, — поприветствовал его Глеб.
Он знал его неплохо, несколько раз приходилось иметь с ним дело. Мужик, в общем-то, неплохой, разве что иногда излишне прижимистей. Но каким иначе должен быть человек, заведовавший всем тем, что приходилось добывать потом, а иногда и немалой кровью?
— Тут я тебе уже отложил новый комок, берцы, а то твои сапоги уже на черта похожи, провиант. Ну и другие припасы. Ты свой дедовский автомат, смотрю, так и не сменил? Коробка, поди, еще фрезерованная?
— Он еще и меня переживет, — шутка получилась не очень веселой: что станет с автоматом за те неполные три недели, что ему осталось, если оружию и так уже больше чем полвека?
— Скажи, Георгич, а шоколад у тебя есть?
— Есть и шоколад, Глеб, тебе какой именно?
— Разный, Георгич, разный, всех понемногу. Плиток этак пятьдесят.
На румяном усатом лице Заводчикова не отразилось ничего. Им ли всем, пережившим то, что все они пережили, удивляться чему бы то ни было?
— Это вместо всего прочего, только один шоколад, пятьдесят плиток, — на всякий случай постарался успокоить его Глеб. — Даже при таком раскладе навар у тебя получится неплохой.
Тот нахмурился: какой может быть навар сейчас, когда такое творится? Не прежние времена.