– А знай ты об этом эдикте, то, безусловно, отпустил бы пленников, верно? – Император благожелательно кивнул. – В таком случае я полагаю, что твой проступок заслуживает снисхождения.
– Прошу меня простить, ваше величество, но это не так.
– Ты настаиваешь, чтобы тебя наказали? – удивился Север.
– Нет, ваше величество. Я ознакомился с эдиктом и понял, что он не имеет отношения к тем, кого я казнил.
– То есть? – Бровь императора поползла вверх. – Разве это были не варвары?
– Варвары, ваше величество. Но в эдикте сказано: «воины-варвары», а это были не воины, а просто разбойники. Разбойников же, ваше величество, по законам империи, как и по моему личному убеждению, следует вешать. И незамедлительно.
– И как же ты, кентурион, отличаешь варваров-воинов от варваров-разбойников? – осведомился Север.
– Воины воюют с воинами, разбойники грабят мирных жителей.
Среди придворных возникло оживление. Кто-то засмеялся. Улыбнулись император и императрица-мать. Даже кое-кто из каменнолицых преторианцев не смог спрятать ухмылки.
– Странная логика для того, кто недавно сам был варваром, – произнес Север. – А ты ведь из варваров, кентурион, судя по выговору. Так же, как и твой командир, Гай Юлий?
Максимин фыркнул. Ему не нравилось, когда напоминали о его происхождении. И Черепанов его понимал.
– Там, где я родился, воинов от преступников отличают именно так, – соврал Черепанов.
– Должно быть, странное место – твоя родина. Далеко она? – спросила императрица.
– До нее намного дальше, чем до восточных границ Скифии, – честно ответил Черепанов.
– И кем ты был там, у себя дома?
– Воином, – столь же честно ответил Геннадий. – Вождем.
– И сколь сильно было твое войско?
– Достаточно сильно, чтобы стереть с лица земли город размером с ваш город Аквилею[181].
Аквилею Черепанов запомнил: они останавливались в этом городе по пути в Рим.
В общем, он опять не соврал. Несколько кассетных бомб – и от Спалетто осталась бы куча развалин.
– Но мое воинское звание было не слишком высоко, – тут же уточнил Черепанов. – Примерно соответствовало вашему примипилу.
Вот так. Надо поднимать престиж Родины. Армия, в которой должность четвертого офицера шеститысячного воинского соединения считается «не слишком высокой» – это очень серьезная армия.
Дошло. Задумались. Один только трибун Габиний презрительно хмыкнул. Не поверил красавчик.
– А ведь он не врет, этот кентурион-гастат, – внезапно заявила Мамея. – Ты знаешь, сын, я всегда знаю, когда мужчины врут. Полагаю, что жизнь внучки нашего доброго Марка Антония[182] дороже сотни жизней грязных варваров. Не говоря уже о потомке славного рода Габиниев. Ты согласен, Секст?