В первый вечер, когда мы, сидя у камина, обменивались новостями, он вдруг сказал:
– Кстати! Поздравь меня!
– С чем же?
– Разве ты не слышал о моей помолвке?
– О помолвке? Нет! Но теперь слышу и счастлив за тебя, мой дорогой. Поздравляю от всего сердца.
– И как это до тебя не дошли слухи? – сказал Каулз. – Ведь получилось удивительное совпадение. Помнишь девушку, которой мы с тобой любовались на открытии академии?
– Что?! – воскликнул я, охваченный смутным предчувствием. – Не хочешь ли ты сказать, что она – твоя невеста?
– Так и знал, что ты удивишься! Я жил у старой тётушки в местечке Метерхед в Абердиншире, а они тоже приехали туда – кого-то навестить. Нашлись общие друзья, и мы вскоре познакомились. Выяснилось, что её помолвка – просто ложная тревога, ну и… Сам понимаешь, в такую девушку нельзя не влюбиться, да ещё в этакой глухомани. Нет-нет, не подумай, что я сожалею, – добавил он поспешно. – Я не сглупил и не поспешил. Наоборот – с каждым днём восхищаюсь и влюбляюсь всё больше. Вот я вас скоро познакомлю, и ты оценишь её сам.
Я выразил полную готовность познакомиться с его невестой. Говорил я – по возможности – непринуждённо, но на самом деле был глубоко встревожен и огорчён. Слова Ривза, ужасная судьба бедняги Прескотта – всё вдруг всплыло в памяти, соединилось, и, без видимой причины, я ощутил смутный страх и недоверие к мисс Норткотт. Быть может, именно из-за этого глупого предубеждения все её поступки и слова стали укладываться для меня в некую надуманную дикую схему. По-вашему, я заранее настроился на поиски зла? Что ж, каждый вправе считать, как хочет. Но неужели то, что я сейчас расскажу, вы тоже спишете на мою предвзятость?
Спустя несколько дней я в сопровождении Каулза отправился с визитом к мисс Норткотт. В Аберкромби нас оглушил истошный собачий визг. При подходе к дому обнаружилось, что визг доносится именно отсюда. Нас провели наверх, и Каулз представил меня старой тётушке, миссис Мертон, и своей невесте. Неудивительно, что мой друг совсем потерял голову, – девушка была необыкновенно хороша. Сейчас на её щеках проступил румянец, в руке она сжимала толстую собачью плётку. У стены, поджав хвост, поскуливал маленький скотчтерьер, его-то визг мы, похоже, и слышали с улицы. Очевидно, побои привели пёсика в совершенное смирение.
Когда мы уселись, мой друг укоризненно заметил:
– Кейт, ты, я вижу, опять повздорила с Карло.
– Ну, на сей раз слегка, – сказала она, очаровательно улыбнувшись. – Он, симпатяга, всем бы хорош… Впрочем, острастка никому не помешает. – И, повернувшись ко мне, добавила: – Плётка любому полезна, не так ли, мистер Армитедж? Чем после смерти ждать кары за содеянное, не лучше ли сразу получать нагоняй за каждый проступок? Тогда и люди, верно, стали бы куда осмотрительней.