И я занялся. Постарался как мог.
После оргазма она плакала, а я ее обнимал. Она прижалась головой к моей груди. Я целовал ее волосы.
— Все хорошо, — сказал я. — Все будет хорошо.
— Я люблю тебя, Уилл. Уильям.
Впервые она назвала меня по имени.
Какое-то время мы лежали молча.
— Пойду куплю нам что-нибудь поесть, Мари. Оставайся здесь. Я скоро вернусь.
Я вылез из постели, оделся и встал в очередь в «Картоне». При выходе из булочной столкнулся с Джулией Томпкинс и ее матерью.
— Боже мой, мистер Силвер! — Она обняла меня. Миссис Томпкинс улыбнулась. — Хорошо проводите воскресенье, мистер Силвер?
Перед глазами у меня встала спящая в моей постели Мари.
— Невероятно, что вы живете здесь рядом. — Джулия засмеялась. — Мы живем в пяти секундах ходьбы отсюда. Мы постоянно здесь бываем. Они пекут лучший в мире хлеб. Мы правда соседи!
Миссис Томпкинс покачала головой, удивляясь восторгу дочери.
— Джулия ваша большая поклонница.
— Замолчи, мама.
— Рик и Джулия — оба большие поклонники.
Я выдавил смешок.
— Мне нужно идти, — сказал я, показывая пакет с круассанами.
— Желаем прекрасно провести остаток выходных, — улыбнулась миссис Томпкинс.
— До встречи в понедельник, мистер Силвер.
Когда я пришел домой, Мари стояла у раковины и мыла посуду.
— Привет, милый, — сказала она. — Как работа?
Я ложкой отмерял кофе в старую «Бьялетти», а Мари подошла ко мне и обняла меня.
Мы пили кофе и ели круассаны с малиновым джемом. По ТСФ передавали старый концерт Сидни Бекета. Пошел дождь.
— Уилл, я так счастлива, — пробормотала Мари. — Я никогда не была так счастлива. Никогда.
Я улыбнулся ей. Она сидела разрумянившаяся, с растрепанными волосами. Под моей старой рубашкой на ней ничего не было. Я никогда не видел ее такой красивой.
Мы лежали в постели, слушая шум дождя, шум улицы. Мари говорила мне, что ничего не боится. Какой сильной она начала себя чувствовать, какой уверенной.
— Ты видишь, как я хожу по твоей квартире, Уилл? Как будто не может произойти ничего плохого. Как будто я царица мира, самая умная, стойкая, самая красивая женщина во вселенной. Когда-нибудь я буду так себя чувствовать и на улице.
Я улыбнулся в потолок.
— Смейся, если хочешь, придурок. Вот увидишь. — Она села и посмотрела на меня. — Знаешь, что я собираюсь сделать в один прекрасный день?
Я покачал головой. Трудно было сопротивляться ей, когда она бывала в таком настроении.
— Хочешь знать, что я буду делать, когда ты постареешь, то есть будешь старше, чем сейчас? Когда я буду еще красивее, а ты едва сможешь забираться по этой треклятой лестнице?
— Ну скажи. — Я рассмеялся.